Неточные совпадения
Лежанье у Ильи Ильича не было ни необходимостью, как у больного или как у человека, который
хочет спать, ни случайностью, как у того,
кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальным состоянием.
— А
кто его знает, где платок? — ворчал он, обходя вокруг комнату и ощупывая каждый стул,
хотя и так можно было видеть, что на стульях ничего не лежит.
— Видишь, и сам не знаешь! А там, подумай: ты будешь жить у кумы моей, благородной женщины, в покое, тихо; никто тебя не тронет; ни шуму, ни гаму, чисто, опрятно. Посмотри-ка, ведь ты живешь точно на постоялом дворе, а еще барин, помещик! А там чистота, тишина; есть с
кем и слово перемолвить, как соскучишься. Кроме меня, к тебе и ходить никто не будет. Двое ребятишек — играй с ними, сколько
хочешь! Чего тебе? А выгода-то, выгода какая. Ты что здесь платишь?
— Боже мой! — стонал тоже Обломов. — Вот
хотел посвятить утро дельному труду, а тут расстроили на целый день! И
кто же? свой собственный слуга, преданный, испытанный, а что сказал! И как это он мог?
Ему представлялись даже знакомые лица и мины их при разных обрядах, их заботливость и суета. Дайте им какое
хотите щекотливое сватовство, какую
хотите торжественную свадьбу или именины — справят по всем правилам, без малейшего упущения.
Кого где посадить, что и как подать,
кому с
кем ехать в церемонии, примету ли соблюсти — во всем этом никто никогда не делал ни малейшей ошибки в Обломовке.
А что сказать? Сделать суровую мину, посмотреть на него гордо или даже вовсе не посмотреть, а надменно и сухо заметить, что она «никак не ожидала от него такого поступка: за
кого он ее считает, что позволил себе такую дерзость?..». Так Сонечка в мазурке отвечала какому-то корнету,
хотя сама из всех сил хлопотала, чтоб вскружить ему голову.
Притом, глядя на вас, слушая вас по целым часам,
кто бы добровольно
захотел принимать на себя тяжелую обязанность отрезвляться от очарования?
— Ничего. Вышла дорога, потом какая-то толпа, и везде блондин, везде… Я вся покраснела, когда она при Кате вдруг сказала, что обо мне думает бубновый король. Когда она
хотела говорить, о
ком я думаю, я смешала карты и убежала. Ты думаешь обо мне? — вдруг спросила она.
— Можно, Иван Матвеевич: вот вам живое доказательство — я!
Кто же я? Что я такое? Подите спросите у Захара, и он скажет вам: «Барин!» Да, я барин и делать ничего не умею! Делайте вы, если знаете, и помогите, если можете, а за труд возьмите себе, что
хотите, — на то и наука!
— Вы
хотите, чтоб я не спала всю ночь? — перебила она, удерживая его за руку и сажая на стул. —
Хотите уйти, не сказав, что это… было, что я теперь, что я… буду. Пожалейте, Андрей Иваныч:
кто же мне скажет?
Кто накажет меня, если я стою, или…
кто простит? — прибавила она и взглянула на него с такой нежной дружбой, что он бросил шляпу и чуть сам не бросился пред ней на колени.
— Послушай, Михей Андреич, уволь меня от своих сказок; долго я, по лености, по беспечности, слушал тебя: я думал, что у тебя есть хоть капля совести, а ее нет. Ты с пройдохой
хотел обмануть меня:
кто из вас хуже — не знаю, только оба вы гадки мне. Друг выручил меня из этого глупого дела…
—
Кто же иные? Скажи, ядовитая змея, уязви, ужаль: я, что ли? Ошибаешься. А если
хочешь знать правду, так я и тебя научил любить его и чуть не довел до добра. Без меня ты бы прошла мимо его, не заметив. Я дал тебе понять, что в нем есть и ума не меньше других, только зарыт, задавлен он всякою дрянью и заснул в праздности.
Хочешь, я скажу тебе, отчего он тебе дорог, за что ты еще любишь его?
Неточные совпадения
Да
кто там еще? (Подходит к окну.)Не
хочу, не
хочу! Не нужно, не нужно! (Отходя.)Надоели, черт возьми! Не впускай, Осип!
Вырос племянничек Якова, Гриша, // Барину в ноги: «Жениться
хочу!» // —
Кто же невеста?
Г-жа Простакова (к Софье). Убирала покои для твоего любезного дядюшки. Умираю,
хочу видеть этого почтенного старичка. Я об нем много наслышалась. И злодеи его говорят только, что он немножечко угрюм, а такой-де преразумный, да коли-де
кого уж и полюбит, так прямо полюбит.
Скотинин. Да коль доказывать, что ученье вздор, так возьмем дядю Вавилу Фалелеича. О грамоте никто от него и не слыхивал, ни он ни от
кого слышать не
хотел; а какова была голоушка!
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь тот Скотинин,
кто чему-нибудь учиться
захочет.