Неточные совпадения
Один Захар, обращающийся всю жизнь около своего барина, знал еще подробнее весь его внутренний быт; но он был убежден, что они с барином
дело делают и
живут нормально, как должно, и что иначе
жить не следует.
Он говорил, что «нормальное назначение человека —
прожить четыре времени года, то есть четыре возраста, без скачков, и донести сосуд жизни до последнего
дня, не пролив ни
одной капли напрасно, и что ровное и медленное горение огня лучше бурных пожаров, какая бы поэзия ни пылала в них».
Зато в положенные
дни он
жил, как летом, заслушивался ее пения или глядел ей в глаза; а при свидетелях довольно было ему
одного ее взгляда, равнодушного для всех, но глубокого и знаменательного для него.
Вечером в тот же
день, в двухэтажном доме, выходившем
одной стороной в улицу, где
жил Обломов, а другой на набережную, в
одной из комнат верхнего этажа сидели Иван Матвеевич и Тарантьев.
Иногда выражала она желание сама видеть и узнать, что видел и узнал он. И он повторял свою работу: ехал с ней смотреть здание, место, машину, читать старое событие на стенах, на камнях. Мало-помалу, незаметно, он привык при ней вслух думать, чувствовать, и вдруг однажды, строго поверив себя, узнал, что он начал
жить не
один, а вдвоем, и что
живет этой жизнью со
дня приезда Ольги.
Штольц уехал в тот же
день, а вечером к Обломову явился Тарантьев. Он не утерпел, чтобы не обругать его хорошенько за кума. Он не взял
одного в расчет: что Обломов, в обществе Ильинских, отвык от подобных ему явлений и что апатия и снисхождение к грубости и наглости заменились отвращением. Это бы уж обнаружилось давно и даже проявилось отчасти, когда Обломов
жил еще на даче, но с тех пор Тарантьев посещал его реже и притом бывал при других и столкновений между ними не было.
Живи он с
одним Захаром, он мог бы телеграфировать рукой до утра и, наконец, умереть, о чем узнали бы на другой
день, но глаз хозяйки светил над ним, как око провидения: ей не нужно было ума, а только догадка сердца, что Илья Ильич что-то не в себе.
Неточные совпадения
Вронский был в эту зиму произведен в полковники, вышел из полка и
жил один. Позавтракав, он тотчас же лег на диван, и в пять минут воспоминания безобразных сцен, виденных им в последние
дни, перепутались и связались с представлением об Анне и мужике-обкладчике, который играл важную роль на медвежьей охоте; и Вронский заснул. Он проснулся в темноте, дрожа от страха, и поспешно зажег свечу. ― «Что такое?
Положение было мучительно для всех троих, и ни
один из них не в силах был бы
прожить и
одного дня в этом положении, если бы не ожидал, что оно изменится и что это только временное горестное затруднение, которое пройдет.
Каренины, муж и жена, продолжали
жить в
одном доме, встречались каждый
день, но были совершенно чужды друг другу. Алексей Александрович за правило поставил каждый
день видеть жену, для того чтобы прислуга не имела права делать предположения, но избегал обедов дома. Вронский никогда не бывал в доме Алексея Александровича, но Анна видала его вне дома, и муж знал это.
Левины
жили уже третий месяц в Москве. Уже давно прошел тот срок, когда, по самым верным расчетам людей знающих эти
дела, Кити должна была родить; а она всё еще носила, и ни по чему не было заметно, чтобы время было ближе теперь, чем два месяца назад. И доктор, и акушерка, и Долли, и мать, и в особенности Левин, без ужаса не могший подумать о приближавшемся, начинали испытывать нетерпение и беспокойство;
одна Кити чувствовала себя совершенно спокойною и счастливою.
— Хоть в газетах печатайте. Какое мне
дело?.. Что, я разве друг его какой?.. или родственник? Правда, мы
жили долго под
одной кровлей… А мало ли с кем я не
жил?..