Неточные совпадения
Случается и то, что он исполнится презрения к людскому пороку, ко лжи, к клевете, к разлитому
в мире злу и разгорится желанием указать человеку на его язвы, и вдруг загораются
в нем
мысли, ходят и гуляют
в голове, как волны
в море, потом вырастают
в намерения, зажгут всю кровь
в нем, задвигаются мускулы его, напрягутся
жилы, намерения преображаются
в стремления: он, движимый нравственною силою,
в одну минуту быстро изменит две-три позы, с блистающими глазами привстанет до половины на постели, протянет руку и вдохновенно озирается кругом…
Тут мелькнула у него соблазнительная
мысль о будущих фруктах до того живо, что он вдруг перенесся на несколько лет вперед
в деревню, когда уж имение устроено по его плану и когда он
живет там безвыездно.
У этой женщины впереди всего шло уменье
жить, управлять собой, держать
в равновесии
мысль с намерением, намерение с исполнением. Нельзя было застать ее неприготовленную, врасплох, как бдительного врага, которого, когда ни подкараульте, всегда встретите устремленный на вас, ожидающий взгляд.
— За то, что вы выдумали мучения. Я не выдумывала их, они случились, и я наслаждаюсь тем, что уж прошли, а вы готовили их и наслаждались заранее. Вы — злой! за это я вас и упрекала. Потом…
в письме вашем играют
мысль, чувство… вы
жили эту ночь и утро не по-своему, а как хотел, чтоб вы
жили, ваш друг и я, — это во-вторых; наконец, в-третьих…
Он забыл ту мрачную сферу, где долго
жил, и отвык от ее удушливого воздуха. Тарантьев
в одно мгновение сдернул его будто с неба опять
в болото. Обломов мучительно спрашивал себя: зачем пришел Тарантьев? надолго ли? — терзался предположением, что, пожалуй, он останется обедать и тогда нельзя будет отправиться к Ильинским. Как бы спровадить его, хоть бы это стоило некоторых издержек, — вот единственная
мысль, которая занимала Обломова. Он молча и угрюмо ждал, что скажет Тарантьев.
Они иногда молчали по получасу. Ольга углубится
в работу, считает про себя иглой клетки узора, а он углубится
в хаос
мыслей и
живет впереди, гораздо дальше настоящего момента.
— Понадобилось, так явились и
мысли и язык, хоть напечатать
в романе где-нибудь. А нет нужды, так и не умею, и глаза не видят, и
в руках слабость! Ты свое уменье затерял еще
в детстве,
в Обломовке, среди теток, нянек и дядек. Началось с неуменья надевать чулки и кончилось неуменьем
жить.
Она устремила глаза на озеро, на даль и задумалась так тихо, так глубоко, как будто заснула. Она хотела уловить, о чем она думает, что чувствует, и не могла.
Мысли неслись так ровно, как волны, кровь струилась так плавно
в жилах. Она испытывала счастье и не могла определить, где границы, что оно такое. Она думала, отчего ей так тихо, мирно, ненарушимо-хорошо, отчего ей покойно, между тем…
— Мечта! мечта! — говорил он, отрезвляясь, с улыбкой, от праздного раздражения
мысли. Но очерк этой мечты против воли
жил в его памяти.
Неточные совпадения
— Да, да, прощай! — проговорил Левин, задыхаясь от волнения и, повернувшись, взял свою палку и быстро пошел прочь к дому. При словах мужика о том, что Фоканыч
живет для души, по правде, по-Божью, неясные, но значительные
мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и, все стремясь к одной цели, закружились
в его голове, ослепляя его своим светом.
Но он не сделал ни того, ни другого, а продолжал
жить,
мыслить и чувствовать и даже
в это самое время женился и испытал много радостей и был счастлив, когда не думал о значении своей жизни.
Константин Левин заглянул
в дверь и увидел, что говорит с огромной шапкой волос молодой человек
в поддевке, а молодая рябоватая женщина,
в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков, сидит на диване. Брата не видно было. У Константина больно сжалось сердце при
мысли о том,
в среде каких чужих людей
живет его брат. Никто не услыхал его, и Константин, снимая калоши, прислушивался к тому, что говорил господин
в поддевке. Он говорил о каком-то предприятии.
Он отгонял от себя эти
мысли, он старался убеждать себя, что он
живет не для здешней временной жизни, а для вечной, что
в душе его находится мир и любовь.
Первое время женитьба, новые радости и обязанности, узнанные им, совершенно заглушили эти
мысли; но
в последнее время, после родов жены, когда он
жил в Москве без дела, Левину всё чаще и чаще, настоятельнее и настоятельнее стал представляться требовавший разрешения вопрос.