Неточные совпадения
Хлестаков. Покорно благодарю. Я сам тоже — я не
люблю людей двуличных. Мне
очень нравится ваша откровенность
и радушие,
и я бы, признаюсь, больше бы ничего
и не требовал, как только оказывай мне преданность
и уваженье, уваженье
и преданность.
Я не
люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж
и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один раз меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты
и сделали ружьем. После уже офицер, который мне
очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Анна Андреевна. Но только какое тонкое обращение! сейчас можно увидеть столичную штучку. Приемы
и все это такое… Ах, как хорошо! Я страх
люблю таких молодых людей! я просто без памяти. Я, однако ж, ему
очень понравилась: я заметила — все на меня поглядывал.
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков
и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я
люблю радушие,
и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего
очень недурна, да
и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Хлестаков.
Очень благодарен. А я, признаюсь, смерть не
люблю отказывать себе в дороге, да
и к чему? Не так ли?
Хлестаков (провожая).Нет, ничего. Это все
очень смешно, что вы говорили. Пожалуйста,
и в другое тоже время… Я это
очень люблю. (Возвращается
и, отворивши дверь, кричит вслед ему.)Эй вы! как вас? я все позабываю, как ваше имя
и отчество.
В одно утро пан Уляницкий опять появился на подоконнике с таинственным предметом под полой халата, а затем, подойдя к нашему крыльцу и как-то особенно всматриваясь в наши лица, он стал уверять, что в сущности он очень,
очень любит и нас, и своего милого Мамерика, которому даже хочет сшить новую синюю куртку с медными пуговицами, и просит, чтобы мы обрадовали его этим известием, если где-нибудь случайно встретим.
Рохля пошел в переднюю и открыл дверь на лестницу, по которой поднималась пожилая, очень массивная дама в тальме дипломатического фасона, который, впрочем,
очень любят и наши кухарки. Под меховою тальмой, представляющей как бы рыцарскую мантию, на могучей груди дамы сверкала бисерная кираса. Дама немножко тяжело дышала, но поднималась бодро и говорила, улыбаясь, «рохле»:
Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Не твое дело, Пафнутьич. Мне
очень мило, что Митрофанушка вперед шагать не
любит. С его умом, да залететь далеко, да
и Боже избави!
— Я
очень люблю эту работу, — сказал Сергей Иванович. — Я ужасно
люблю. Я сам косил иногда с мужиками
и завтра хочу целый день косить.
Левин никогда не называл княгиню maman, как это делают зятья,
и это было неприятно княгине. Но Левин, несмотря на то, что он
очень любил и уважал княгиню, не мог, не осквернив чувства к своей умершей матери, называть ее так.
«Варвара Андреевна, когда я был еще
очень молод, я составил себе идеал женщины, которую я полюблю
и которую я буду счастлив назвать своею женой. Я прожил длинную жизнь
и теперь в первый раз встретил в вас то, чего искал. Я
люблю вас
и предлагаю вам руку».
— Это можно завтра, завтра,
и больше ничего! Ничего, ничего, молчание! — сказал Левин
и, запахнув его еще раз шубой, прибавил: — я тебя
очень люблю! Что же, можно мне быть в заседании?