Неточные совпадения
«Что мне с ними делать? — подумал
художник. — Если они сами того
хотят, так пусть Психея пойдет за то, что им хочется», — и произнес вслух...
Но
художник понял, что опасенья были насчет желтизны, и успокоил их, сказав, что он только придаст более блеску и выраженья глазам. А по справедливости, ему было слишком совестно и хотелось
хотя сколько-нибудь более придать сходства с оригиналом, дабы не укорил его кто-нибудь в решительном бесстыдстве. И точно, черты бледной девушки стали, наконец, выходить яснее из облика Психеи.
И вследствие этого, садясь писаться, они принимали иногда такие выражения, которые приводили в изумленье
художника: та старалась изобразить в лице своем меланхолию, другая мечтательность, третья во что бы ни стало
хотела уменьшить рот и сжимала его до такой степени, что он обращался, наконец, в одну точку, не больше булавочной головки.
О
художниках и об искусстве он изъяснялся теперь резко: утверждал, что прежним
художникам уже чересчур много приписано достоинства, что все они до Рафаэля писали не фигуры, а селедки; что существует только в воображении рассматривателей мысль, будто бы видно в них присутствие какой-то святости; что сам Рафаэль даже писал не всё хорошо и за многими произведениями его удержалась только по преданию слава; что Микель-Анжел хвастун, потому что
хотел только похвастать знанием анатомии, что грациозности в нем нет никакой и что настоящий блеск, силу кисти и колорит нужно искать только теперь, в нынешнем веке.
Даже достоинств самых обыкновенных уже не было видно в его произведениях, а между тем они всё еще пользовались славою,
хотя истинные знатоки и
художники только пожимали плечами, глядя на последние его работы.
Подобно как великий поэт-художник, перечитавший много всяких творений, исполненных многих прелестей и величавых красот, оставлял, наконец, себе настольною книгой одну только «Илиаду» Гомера, открыв, что в ней всё есть, чего
хочешь, и что нет ничего, что бы не отразилось уже здесь в таком глубоком и великом совершенстве.
Неподвижно, с отверстым ртом стоял Чартков перед картиною, и, наконец, когда мало-помалу посетители и знатоки зашумели и начали рассуждать о достоинстве произведения и когда, наконец, обратились к нему с просьбою объявить свои мысли, он пришел в себя;
хотел принять равнодушный, обыкновенный вид,
хотел сказать обыкновенное, пошлое суждение зачерствелых
художников, вроде следующего: «Да, конечно, правда, нельзя отнять таланта от
художника; есть кое-что; видно, что
хотел он выразить что-то; однако же, что касается до главного…» И вслед за этим прибавить, разумеется, такие похвалы, от которых бы не поздоровилось никакому
художнику.
Неточные совпадения
Слово талант, под которым они разумели прирожденную, почти физическую способность, независимую от ума и сердца, и которым они
хотели назвать всё, что переживаемо было
художником, особенно часто встречалось в их разговоре, так как оно им было необходимо, для того чтобы называть то, о чем они не имели никакого понятия, но
хотели говорить.
Несколько секунд посмотрев на него смущающим взглядом мышиных глаз, он пересел на диван и снова стал присматриваться, как
художник к натуре, с которой он
хочет писать портрет.
Самгин постоял пред картиной минуты три и вдруг почувствовал, что она внушает желание повторить работу
художника, — снова разбить его фигуры на части и снова соединить их, но уже так, как
захотел бы он, Самгин.
— Ах, нет — я упиваюсь тобой. Ты сердишься, запрещаешь заикаться о красоте, но
хочешь знать, как я разумею и отчего так высоко ставлю ее? Красота — и цель, и двигатель искусства, а я
художник: дай же высказать раз навсегда…
—
Художником быть
хочу, — подтвердил Райский.