Неточные совпадения
Необыкновеннее всего были глаза: казалось, в них употребил всю
силу кисти и всё старательное тщание свое
художник.
О
художниках и об искусстве он изъяснялся теперь резко: утверждал, что прежним
художникам уже чересчур много приписано достоинства, что все они до Рафаэля писали не фигуры, а селедки; что существует только в воображении рассматривателей мысль, будто бы видно в них присутствие какой-то святости; что сам Рафаэль даже писал не всё хорошо и за многими произведениями его удержалась только по преданию слава; что Микель-Анжел хвастун, потому что хотел только похвастать знанием анатомии, что грациозности в нем нет никакой и что настоящий блеск,
силу кисти и колорит нужно искать только теперь, в нынешнем веке.
Но властительней всего видна была
сила созданья, уже заключенная в душе самого
художника.
Это был
художник, каких мало, одно из тех чуд, которых извергает из непочатого лона своего только одна Русь, художник-самоучка, отыскавший сам в душе своей, без учителей и школы, правила и законы, увлеченный только одною жаждою усовершенствованья и шедший, по причинам, может быть, неизвестным ему самому, одною только указанною из души дорогою; одно из тех самородных чуд, которых часто современники честят обидным словом «невежи» и которые не охлаждаются от охулений и собственных неудач, получают только новые рвенья и
силы и уже далеко в душе своей уходят от тех произведений, за которые получили титло невежи.
Неточные совпадения
— Панно какого-то Врубеля,
художника, видимо, большой
силы, отказались принять на выставку.
— Сочинил — Савва Мамонтов, миллионер, железные дороги строил,
художников подкармливал, оперетки писал. Есть такие французы? Нет таких французов. Не может быть, — добавил он сердито. — Это только у нас бывает. У нас, брат Всеволод, каждый рядится… несоответственно своему званию. И —
силам. Все ходят в чужих шляпах. И не потому, что чужая — красивее, а… черт знает почему! Вдруг — революционер, а — почему? — Он подошел к столу, взял бутылку и, наливая вино, пробормотал:
Гениальнейший
художник, который так изумительно тонко чувствовал
силу зла, что казался творцом его, дьяволом, разоблачающим самого себя, —
художник этот, в стране, где большинство господ было такими же рабами, как их слуги, истерически кричал:
— В этом же углу лежат и замыслы твои «служить, пока станет
сил, потому что России нужны руки и головы для разработывания неистощимых источников (твои слова); работать, чтоб слаще отдыхать, а отдыхать — значит жить другой, артистической, изящной стороной жизни, жизни
художников, поэтов».
«А если сократить все это в одно слово, — вдруг отрезвившись на минуту, заключил он, — то выйдет: „люблю, как
художник“, то есть всею
силою необузданной… или разнузданной фантазии!»