Неточные совпадения
Здесь Чичиков, не дожидаясь, что
будет отвечать на это Ноздрев, скорее за шапку да по-за спиною капитана-исправника выскользнул на крыльцо, сел в бричку и велел Селифану погонять лошадей во весь
дух.
Кони тоже, казалось, думали невыгодно об Ноздреве: не только гнедой и Заседатель, но и сам чубарый
был не в
духе.
Он уже хотел
было выразиться в таком
духе, что, наслышась о добродетели и редких свойствах души его, почел долгом принести лично дань уважения, но спохватился и почувствовал, что это слишком.
Но герой наш и без часов
был в самом веселом расположении
духа.
Смотря долго на имена их, он умилился
духом и, вздохнувши, произнес: «Батюшки мои, сколько вас здесь напичкано! что вы, сердечные мои, поделывали на веку своем? как перебивались?» И глаза его невольно остановились на одной фамилии: это
был известный Петр Савельев Неуважай-Корыто, принадлежавший когда-то помещице Коробочке.
В последней строке не
было размера, но это, впрочем, ничего: письмо
было написано в
духе тогдашнего времени. Никакой подписи тоже не
было: ни имени, ни фамилии, ни даже месяца и числа. В postscriptum [В приписке (лат.).]
было только прибавлено, что его собственное сердце должно отгадать писавшую и что на бале у губернатора, имеющем
быть завтра,
будет присутствовать сам оригинал.
Губернаторша произнесла несколько ласковым и лукавым голосом с приятным потряхиванием головы: «А, Павел Иванович, так вот как вы!..» В точности не могу передать слов губернаторши, но
было сказано что-то исполненное большой любезности, в том
духе, в котором изъясняются дамы и кавалеры в повестях наших светских писателей, охотников описывать гостиные и похвалиться знанием высшего тона, в
духе того, что «неужели овладели так вашим сердцем, что в нем нет более ни места, ни самого тесного уголка для безжалостно позабытых вами».
Губернаторша, сказав два-три слова, наконец отошла с дочерью в другой конец залы к другим гостям, а Чичиков все еще стоял неподвижно на одном и том же месте, как человек, который весело вышел на улицу, с тем чтобы прогуляться, с глазами, расположенными глядеть на все, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то и уж тогда глупее ничего не может
быть такого человека: вмиг беззаботное выражение слетает с лица его; он силится припомнить, что позабыл он, — не платок ли? но платок в кармане; не деньги ли? но деньги тоже в кармане, все, кажется, при нем, а между тем какой-то неведомый
дух шепчет ему в уши, что он позабыл что-то.
Там, в этой комнатке, так знакомой читателю, с дверью, заставленной комодом, и выглядывавшими иногда из углов тараканами, положение мыслей и
духа его
было так же неспокойно, как неспокойны те кресла, в которых он сидел.
Конечно, нашлись, как и везде бывает, кое-кто неробкого десятка, которые не теряли присутствия
духа, но их
было весьма немного.
Поздно уже, почти в сумерки, возвратился он к себе в гостиницу, из которой
было вышел в таком хорошем расположении
духа, и от скуки велел подать себе чаю.
Самая полнота и средние лета Чичикова много повредят ему: полноты ни в каком случае не простят герою, и весьма многие дамы, отворотившись, скажут: «Фи, такой гадкий!» Увы! все это известно автору, и при всем том он не может взять в герои добродетельного человека, но… может
быть, в сей же самой повести почуются иные, еще доселе не бранные струны, предстанет несметное богатство русского
духа, пройдет муж, одаренный божескими доблестями, или чудная русская девица, какой не сыскать нигде в мире, со всей дивной красотой женской души, вся из великодушного стремления и самоотвержения.
Я поставлю полные баллы во всех науках тому, кто ни аза не знает, да ведет себя похвально; а в ком я вижу дурной
дух да насмешливость, я тому нуль, хотя он Солона заткни за пояс!» Так говорил учитель, не любивший насмерть Крылова за то, что он сказал: «По мне, уж лучше
пей, да дело разумей», — и всегда рассказывавший с наслаждением в лице и в глазах, как в том училище, где он преподавал прежде, такая
была тишина, что слышно
было, как муха летит; что ни один из учеников в течение круглого года не кашлянул и не высморкался в классе и что до самого звонка нельзя
было узнать,
был ли кто там или нет.
Селифан только помахивал да покрикивал: «Эх! эх! эх!» — плавно подскакивая на козлах, по мере того как тройка то взлетала на пригорок, то неслась
духом с пригорка, которыми
была усеяна вся столбовая дорога, стремившаяся чуть заметным накатом вниз.
Слова ли Чичикова
были на этот раз так убедительны, или же расположение
духа у Андрея Ивановича
было как-то особенно настроено к откровенности, — он вздохнул и сказал, пустивши кверху трубочный дым: «На все нужно родиться счастливцем, Павел Иванович», — и рассказал все, как
было, всю историю знакомства с генералом и разрыв.
Чичиков
был в
духе необыкновенном; он чувствовал какое-то вдохновенье.
В эти горькие, тяжелые минуты развертывал он книгу и читал жития страдальцев и тружеников, воспитывавших
дух свой
быть превыше страданий и несчастий.
Слова эти и решимость на минуту успокоили Леницына. Он
был очень взволнован и уже начинал
было подозревать, не
было ли со стороны Чичикова какой-нибудь фабрикации относительно завещания. Теперь укорил себя в подозрении. Готовность присягнуть
была явным доказательством, что Чичиков <невинен>. Не знаем мы, точно ли достало бы
духу у Павла Ивановича присягнуть на святом, но сказать это достало
духа.
Бедный князь
был в самом расстроенном состоянии
духа.
Муразов поклонился и прямо от князя отправился к Чичикову. Он нашел Чичикова уже в
духе, весьма покойно занимавшегося довольно порядочным обедом, который
был ему принесен в фаянсовых судках из какой-то весьма порядочной кухни. По первым фразам разговора старик заметил тотчас, что Чичиков уже успел переговорить кое с кем из чиновников-казусников. Он даже понял, что сюда вмешалось невидимое участие знатока-юрисконсульта.
«И почему бы сие могло случиться, — говорили некоторые из иноков, сначала как бы и сожалея, — тело имел невеликое, сухое, к костям приросшее, откуда бы тут духу быть?» — «Значит, нарочно хотел Бог указать», — поспешно прибавляли другие, и мнение их принималось бесспорно и тотчас же, ибо опять-таки указывали, что если б и
быть духу естественно, как от всякого усопшего грешного, то все же изошел бы позднее, не с такою столь явною поспешностью, по крайности чрез сутки бы, а «этот естество предупредил», стало быть, тут никто как Бог и нарочитый перст его.