Неточные совпадения
Какие бывают эти общие залы — всякий проезжающий знает очень хорошо: те же стены, выкрашенные масляной краской, потемневшие вверху от трубочного дыма и залосненные снизу спинами разных проезжающих, а еще более туземными купеческими, ибо купцы по торговым дням приходили сюда сам-шест и сам-сём испивать свою известную пару чаю; тот же закопченный потолок; та же копченая люстра со множеством висящих стеклышек, которые прыгали и звенели всякий раз, когда половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подносом, на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц на морском берегу; те же картины во всю стену, писанные масляными красками, —
словом, все то же, что и везде; только и разницы, что на одной картине изображена
была нимфа с такими огромными грудями, каких читатель, верно, никогда не видывал.
Впрочем, приезжий делал не всё пустые вопросы; он с чрезвычайною точностию расспросил, кто в городе губернатор, кто председатель палаты, кто прокурор, —
словом, не пропустил ни одного значительного чиновника; но еще с большею точностию, если даже не с участием, расспросил обо всех значительных помещиках: сколько кто имеет душ крестьян, как далеко живет от города, какого даже характера и как часто приезжает в город; расспросил внимательно о состоянии края: не
было ли каких болезней в их губернии — повальных горячек, убийственных каких-либо лихорадок, оспы и тому подобного, и все так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство.
Впрочем, губернаторский дом
был так освещен, хоть бы и для бала; коляска с фонарями, перед подъездом два жандарма, форейторские крики вдали —
словом, всё как нужно.
Он очень долго жал ему руку и просил убедительно сделать ему честь своим приездом в деревню, к которой, по его
словам,
было только пятнадцать верст от городской заставы.
Словом, куда ни повороти,
был очень порядочный человек.
Проехавши пятнадцатую версту, он вспомнил, что здесь, по
словам Манилова, должна
быть его деревня, но и шестнадцатая верста пролетела мимо, а деревни все не
было видно, и если бы не два мужика, попавшиеся навстречу, то вряд ли бы довелось им потрафить на лад.
Есть род людей, известных под именем: люди так себе, ни то ни се, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан, по
словам пословицы.
У всякого
есть свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, —
словом, у всякого
есть свое, но у Манилова ничего не
было.
Словом, они
были, то что говорится, счастливы.
Великий упрек
был бы историку предлагаемых событий, если бы он упустил сказать, что удовольствие одолело гостя после таких
слов, произнесенных Маниловым.
Казалось, он
был настроен к сердечным излияниям; не без чувства и выражения произнес он наконец следующие
слова: — Если б вы знали, какую услугу оказали сей, по-видимому, дрянью человеку без племени и роду!
Слова хозяйки
были прерваны странным шипением, так что гость
было испугался; шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить. За шипеньем тотчас же последовало хрипенье, и, наконец, понатужась всеми силами, они пробили два часа таким звуком, как бы кто колотил палкой по разбитому горшку, после чего маятник пошел опять покойно щелкать направо и налево.
У нас не то: у нас
есть такие мудрецы, которые с помещиком, имеющим двести душ,
будут говорить совсем иначе, нежели с тем, у которого их триста, а с тем, у которого их триста,
будут говорить опять не так, как с тем, у которого их пятьсот, а с тем, у которого их пятьсот, опять не так, как с тем, у которого их восемьсот, —
словом, хоть восходи до миллиона, всё найдутся оттенки.
Чичиков увидел, что старуха хватила далеко и что необходимо ей нужно растолковать, в чем дело. В немногих
словах объяснил он ей, что перевод или покупка
будет значиться только на бумаге и души
будут прописаны как бы живые.
— Да не найдешь
слов с вами! Право, словно какая-нибудь, не говоря дурного
слова, дворняжка, что лежит на сене: и сама не
ест сена, и другим не дает. Я хотел
было закупать у вас хозяйственные продукты разные, потому что я и казенные подряды тоже веду… — Здесь он прилгнул, хоть и вскользь, и без всякого дальнейшего размышления, но неожиданно удачно. Казенные подряды подействовали сильно на Настасью Петровну, по крайней мере, она произнесла уже почти просительным голосом...
Герой наш, по обыкновению, сейчас вступил с нею в разговор и расспросил, сама ли она держит трактир, или
есть хозяин, и сколько дает доходу трактир, и с ними ли живут сыновья, и что старший сын холостой или женатый человек, и какую взял жену, с большим ли приданым или нет, и доволен ли
был тесть, и не сердился ли, что мало подарков получил на свадьбе, —
словом, не пропустил ничего.
Мне хочется, чтобы он
был совершенным зверем!» Пошли смотреть пруд, в котором, по
словам Ноздрева, водилась рыба такой величины, что два человека с трудом вытаскивали штуку, в чем, однако ж, родственник не преминул усомниться.
Тут
были все клички, все повелительные наклонения: стреляй, обругай, порхай, пожар, скосырь, черкай, [Скосырь — хват, забияка; черкай — от
слова «черкаться» (чертыхаться).] допекай, припекай, северга, касатка, награда, попечительница.
Потом пошли осматривать крымскую суку, которая
была уже слепая и, по
словам Ноздрева, должна
была скоро издохнуть, но года два тому назад
была очень хорошая сука; осмотрели и суку — сука, точно,
была слепая.
Потом показались трубки — деревянные, глиняные, пенковые, обкуренные и необкуренные, обтянутые замшею и необтянутые, чубук с янтарным мундштуком, недавно выигранный, кисет, вышитый какою-то графинею, где-то на почтовой станции влюбившеюся в него по уши, у которой ручки, по
словам его,
были самой субдительной сюперфлю, [Суперфлю — (от фр. superflu) — рохля, кисляй.
Видно, что повар руководствовался более каким-то вдохновеньем и клал первое, что попадалось под руку: стоял ли возле него перец — он сыпал перец, капуста ли попалась — совал капусту, пичкал молоко, ветчину, горох —
словом, катай-валяй,
было бы горячо, а вкус какой-нибудь, верно, выдет.
Потом Ноздрев велел еще принесть какую-то особенную бутылку, которая, по
словам его,
была и бургоньон и шампаньон вместе.
В непродолжительном времени
была принесена на стол рябиновка, имевшая, по
словам Ноздрева, совершенный вкус сливок, но в которой, к изумлению, слышна
была сивушища во всей своей силе.
Услыша эти
слова, Чичиков, чтобы не сделать дворовых людей свидетелями соблазнительной сцены и вместе с тем чувствуя, что держать Ноздрева
было бесполезно, выпустил его руки. В это самое время вошел Порфирий и с ним Павлушка, парень дюжий, с которым иметь дело
было совсем невыгодно.
«Эк какую баню задал! смотри ты какой!» Тут много
было посулено Ноздреву всяких нелегких и сильных желаний; попались даже и нехорошие
слова.
Словом, все, на что ни глядел он,
было упористо, без пошатки, в каком-то крепком и неуклюжем порядке.
Стол, кресла, стулья — все
было самого тяжелого и беспокойного свойства, —
словом, каждый предмет, каждый стул, казалось, говорил: «И я тоже Собакевич!» или: «И я тоже очень похож на Собакевича!»
— Готова? Пожалуйте ее сюда! — Он пробежал ее глазами и подивился аккуратности и точности: не только
было обстоятельно прописано ремесло, звание, лета и семейное состояние, но даже на полях находились особенные отметки насчет поведения, трезвости, —
словом, любо
было глядеть.
Было им прибавлено и существительное к
слову «заплатанной», очень удачное, но неупотребительное в светском разговоре, а потому мы его пропустим.
И всякий народ, носящий в себе залог сил, полный творящих способностей души, своей яркой особенности и других даров бога, своеобразно отличился каждый своим собственным
словом, которым, выражая какой ни
есть предмет, отражает в выраженье его часть собственного своего характера.
Сердцеведением и мудрым познаньем жизни отзовется
слово британца; легким щеголем блеснет и разлетится недолговечное
слово француза; затейливо придумает свое, не всякому доступное, умно-худощавое
слово немец; но нет
слова, которое
было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское
слово.
Кажется, сами хозяева снесли с них дранье и тес, рассуждая, и, конечно, справедливо, что в дождь избы не кроют, а в вёдро и сама не каплет, бабиться же в ней незачем, когда
есть простор и в кабаке, и на большой дороге, —
словом, где хочешь.
Словом, все
было хорошо, как не выдумать ни природе, ни искусству, но как бывает только тогда, когда они соединятся вместе, когда по нагроможденному, часто без толку, труду человека пройдет окончательным резцом своим природа, облегчит тяжелые массы, уничтожит грубоощутительную правильность и нищенские прорехи, сквозь которые проглядывает нескрытый, нагой план, и даст чудную теплоту всему, что создалось в хладе размеренной чистоты и опрятности.
Уже несколько минут стоял Плюшкин, не говоря ни
слова, а Чичиков все еще не мог начать разговора, развлеченный как видом самого хозяина, так и всего того, что
было в его комнате.
Искоса бросив еще один взгляд на все, что
было в комнате, он почувствовал, что
слово «добродетель» и «редкие свойства души» можно с успехом заменить
словами «экономия» и «порядок»; и потому, преобразивши таким образом речь, он сказал, что, наслышась об экономии его и редком управлении имениями, он почел за долг познакомиться и принести лично свое почтение.
Записка Плюшкина отличалась краткостию в слоге: часто
были выставлены только начальные
слова имен и отчеств и потом две точки.
Иван Антонович как будто бы и не слыхал и углубился совершенно в бумаги, не отвечая ничего. Видно
было вдруг, что это
был уже человек благоразумных лет, не то что молодой болтун и вертопляс. Иван Антонович, казалось, имел уже далеко за сорок лет; волос на нем
был черный, густой; вся середина лица выступала у него вперед и пошла в нос, —
словом, это
было то лицо, которое называют в общежитье кувшинным рылом.
Но замечательно, что в
словах его
была все какая-то нетвердость, как будто бы тут же сказал он сам себе: «Эх, брат, врешь ты, да еще и сильно!» Он даже не взглянул на Собакевича и Манилова из боязни встретить что-нибудь на их лицах.
Полицеймейстер, точно,
был чудотворец: как только услышал он, в чем дело, в ту ж минуту кликнул квартального, бойкого малого в лакированных ботфортах, и, кажется, всего два
слова шепнул ему на ухо да прибавил только: «Понимаешь!» — а уж там, в другой комнате, в продолжение того времени, как гости резалися в вист, появилась на столе белуга, осетры, семга, икра паюсная, икра свежепросольная, селедки, севрюжки, сыры, копченые языки и балыки, — это все
было со стороны рыбного ряда.
Купец, который на рысаке
был помешан, улыбался на это с особенною, как говорится, охотою и, поглаживая бороду, говорил: «Попробуем, Алексей Иванович!» Даже все сидельцы [Сиделец — приказчик, продавец в лавке.] обыкновенно в это время, снявши шапки, с удовольствием посматривали друг на друга и как будто бы хотели сказать: «Алексей Иванович хороший человек!»
Словом, он успел приобресть совершенную народность, и мнение купцов
было такое, что Алексей Иванович «хоть оно и возьмет, но зато уж никак тебя не выдаст».
К почтмейстеру, которого звали Иван Андреевич, всегда прибавляли: «Шпрехен зи дейч, Иван Андрейч?» —
словом, все
было очень семейственно.
Многие
были не без образования: председатель палаты знал наизусть «Людмилу» Жуковского, которая еще
была тогда непростывшею новостию, и мастерски читал многие места, особенно: «Бор заснул, долина спит», и
слово «чу!» так, что в самом деле виделось, как будто долина спит; для большего сходства он даже в это время зажмуривал глаза.
Почтмейстер вдался более в философию и читал весьма прилежно, даже по ночам, Юнговы «Ночи» и «Ключ к таинствам натуры» Эккартсгаузена, [Юнговы «Ночи» — поэма английского поэта Э. Юнга (1683–1765) «Жалобы, или Ночные думы о жизни, смерти и бессмертии» (1742–1745); «Ключ к таинствам натуры» (1804) — религиозно-мистическое сочинение немецкого писателя К. Эккартсгаузена (1752–1803).] из которых делал весьма длинные выписки, но какого рода они
были, это никому не
было известно; впрочем, он
был остряк, цветист в
словах и любил, как сам выражался, уснастить речь.
Они так полюбили его, что он не видел средств, как вырваться из города; только и слышал он: «Ну, недельку, еще одну недельку поживите с нами, Павел Иванович!» —
словом, он
был носим, как говорится, на руках.
Так и
быть: о характерах их, видно, нужно предоставить сказать тому, у которого поживее краски и побольше их на палитре, а нам придется разве
слова два о наружности да о том, что поповерхностней.
Впрочем, дамы
были вовсе не интересанки; виною всему
слово «миллионщик», — не сам миллионщик, а именно одно
слово; ибо в одном звуке этого
слова, мимо всякого денежного мешка, заключается что-то такое, которое действует и на людей подлецов, и на людей ни се ни то, и на людей хороших, —
словом, на всех действует.
В анониме
было так много заманчивого и подстрекающего любопытство, что он перечел и в другой и в третий раз письмо и наконец сказал: «Любопытно бы, однако ж, знать, кто бы такая
была писавшая!»
Словом, дело, как видно, сделалось сурьезно; более часу он все думал об этом, наконец, расставив руки и наклоня голову, сказал: «А письмо очень, очень кудряво написано!» Потом, само собой разумеется, письмо
было свернуто и уложено в шкатулку, в соседстве с какою-то афишею и пригласительным свадебным билетом, семь лет сохранявшимся в том же положении и на том же месте.
Он сделал даже самому себе множество приятных сюрпризов, подмигнул бровью и губами и сделал кое-что даже языком;
словом, мало ли чего не делаешь, оставшись один, чувствуя притом, что хорош, да к тому же
будучи уверен, что никто не заглядывает в щелку.
Так бывает на лицах чиновников во время осмотра приехавшим начальником вверенных управлению их мест: после того как уже первый страх прошел, они увидели, что многое ему нравится, и он сам изволил наконец пошутить, то
есть произнести с приятною усмешкой несколько
слов.
Длинные перчатки
были надеты не вплоть до рукавов, но обдуманно оставляли обнаженными возбудительные части рук повыше локтя, которые у многих дышали завидною полнотою; у иных даже лопнули лайковые перчатки, побужденные надвинуться далее, —
словом, кажется, как будто на всем
было написано: нет, это не губерния, это столица, это сам Париж!