Неточные совпадения
Какие бывают эти общие залы — всякий проезжающий знает очень хорошо: те же стены, выкрашенные масляной краской, потемневшие вверху от трубочного дыма и залосненные снизу спинами разных проезжающих, а еще более туземными купеческими, ибо купцы по торговым
дням приходили сюда сам-шест и сам-сём испивать
свою известную пару чаю; тот же закопченный потолок; та же копченая люстра со множеством висящих стеклышек, которые прыгали и звенели всякий раз, когда половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подносом, на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц на морском берегу; те же картины во всю стену, писанные масляными красками, — словом, все то же, что и везде; только и разницы, что на одной картине изображена была нимфа с такими огромными грудями, каких читатель, верно, никогда не видывал.
Следствием этого было то, что губернатор сделал ему приглашение пожаловать к нему того же
дня на домашнюю вечеринку, прочие чиновники тоже, с
своей стороны, кто на обед, кто на бостончик, кто на чашку чаю.
Увы! толстые умеют лучше на этом свете обделывать
дела свои, нежели тоненькие.
Чтобы еще более согласить в чем-нибудь
своих противников, он всякий раз подносил им всем
свою серебряную с финифтью табакерку, на
дне которой заметили две фиалки, положенные туда для запаха.
На другой
день Чичиков провел вечер у председателя палаты, который принимал гостей
своих в халате, несколько замасленном, и в том числе двух каких-то дам.
Но обо всем этом читатель узнает постепенно и в
свое время, если только будет иметь терпение прочесть предлагаемую повесть, очень длинную, имеющую после раздвинуться шире и просторнее по мере приближения к концу, венчающему
дело.
Манилова проговорила, несколько даже картавя, что он очень обрадовал их
своим приездом и что муж ее не проходило
дня, чтобы не вспоминал о нем.
— Да, — примолвил Манилов, — уж она, бывало, все спрашивает меня: «Да что же твой приятель не едет?» — «Погоди, душенька, приедет». А вот вы наконец и удостоили нас
своим посещением. Уж такое, право, доставили наслаждение… майский
день… именины сердца…
Уже встали из-за стола. Манилов был доволен чрезвычайно и, поддерживая рукою спину
своего гостя, готовился таким образом препроводить его в гостиную, как вдруг гость объявил с весьма значительным видом, что он намерен с ним поговорить об одном очень нужном
деле.
Последние слова понравились Манилову, но в толк самого
дела он все-таки никак не вник и вместо ответа принялся насасывать
свой чубук так сильно, что тот начал наконец хрипеть, как фагот. Казалось, как будто он хотел вытянуть из него мнение относительно такого неслыханного обстоятельства; но чубук хрипел, и больше ничего.
Здесь Манилов, сделавши некоторое движение головою, посмотрел очень значительно в лицо Чичикова, показав во всех чертах лица
своего и в сжатых губах такое глубокое выражение, какого, может быть, и не видано было на человеческом лице, разве только у какого-нибудь слишком умного министра, да и то в минуту самого головоломного
дела.
— Нет, ваше благородие, как можно, чтобы я позабыл. Я уже
дело свое знаю. Я знаю, что нехорошо быть пьяным. С хорошим человеком поговорил, потому что…
— Бейте его! — кричал он таким же голосом, как во время великого приступа кричит
своему взводу: «Ребята, вперед!» — какой-нибудь отчаянный поручик, которого взбалмошная храбрость уже приобрела такую известность, что дается нарочный приказ держать его за руки во время горячих
дел.
Не довольствуясь сим, он ходил еще каждый
день по улицам
своей деревни, заглядывал под мостики, под перекладины и все, что ни попадалось ему: старая подошва, бабья тряпка, железный гвоздь, глиняный черепок, — все тащил к себе и складывал в ту кучу, которую Чичиков заметил в углу комнаты.
Экой я дурак в самом
деле!» Сказавши это, он переменил
свой шотландский костюм на европейский, стянул покрепче пряжкой
свой полный живот, вспрыснул себя одеколоном, взял в руки теплый картуз и бумаги под мышку и отправился в гражданскую палату совершать купчую.
Дело было так поведено умно, что он получал вдвое больше доходов противу всех
своих предшественников, а между тем заслужил любовь всего города.
Об висте решительно позабыли; спорили, кричали, говорили обо всем: об политике, об военном даже
деле, излагали вольные мысли, за которые в другое время сами бы высекли
своих детей.
Но вообще они были народ добрый, полны гостеприимства, и человек, вкусивший с ними хлеба-соли или просидевший вечер за вистом, уже становился чем-то близким, тем более Чичиков с
своими обворожительными качествами и приемами, знавший в самом
деле великую тайну нравиться.
Но как ни исполнен автор благоговения к тем спасительным пользам, которые приносит французский язык России, как ни исполнен благоговения к похвальному обычаю нашего высшего общества, изъясняющегося на нем во все часы
дня, конечно, из глубокого чувства любви к отчизне, но при всем том никак не решается внести фразу какого бы ни было чуждого языка в сию русскую
свою поэму.
Сюжет становился ежеминутно занимательнее, принимал с каждым
днем более окончательные формы и наконец, так как есть, во всей
своей окончательности, доставлен был в собственные уши губернаторши.
В
деле своем купцы повинились, изъясняясь, что немного пошалили; носились слухи, будто при повинной голове они приложили по четыре государственные каждый; впрочем,
дело слишком темное; из учиненных выправок и следствий оказалось, что устьсысольские ребята умерли от угара, а потому так их и похоронили, как угоревших.
Конечно, никак нельзя было предполагать, чтобы тут относилось что-нибудь к Чичикову; однако ж все, как поразмыслили каждый с
своей стороны, как припомнили, что они еще не знают, кто таков на самом
деле есть Чичиков, что он сам весьма неясно отзывался насчет собственного лица, говорил, правда, что потерпел по службе за правду, да ведь все это как-то неясно, и когда вспомнили при этом, что он даже выразился, будто имел много неприятелей, покушавшихся на жизнь его, то задумались еще более: стало быть, жизнь его была в опасности, стало быть, его преследовали, стало быть, он ведь сделал же что-нибудь такое… да кто же он в самом
деле такой?
Пророк за предсказание попал, как следует, в острог, но тем не менее
дело свое сделал и смутил совершенно купцов.
Так скажут многие читатели и укорят автора в несообразностях или назовут бедных чиновников дураками, потому что щедр человек на слово «дурак» и готов прислужиться им двадцать раз на
день своему ближнему.
Не откладывая, принялся он немедленно за туалет, отпер
свою шкатулку, налил в стакан горячей воды, вынул щетку и мыло и расположился бриться, чему, впрочем, давно была пора и время, потому что, пощупав бороду рукою и взглянув в зеркало, он уже произнес: «Эк какие пошли писать леса!» И в самом
деле, леса не леса, а по всей щеке и подбородку высыпал довольно густой посев.
Автор признается, этому даже рад, находя, таким образом, случай поговорить о
своем герое; ибо доселе, как читатель видел, ему беспрестанно мешали то Ноздрев, то балы, то дамы, то городские сплетни, то, наконец, тысячи тех мелочей, которые кажутся только тогда мелочами, когда внесены в книгу, а покамест обращаются в свете, почитаются за весьма важные
дела.
В этом, казалось, и заключалась главная цель связей его с старым повытчиком, потому что тут же сундук
свой он отправил секретно домой и на другой
день очутился уже на другой квартире.
Чтобы
дело шло беспрепятственней, он склонил и другого чиновника,
своего товарища, который не устоял против соблазна, несмотря на то что волосом был сед.
Теперь можно бы заключить, что после таких бурь, испытаний, превратностей судьбы и жизненного горя он удалится с оставшимися кровными десятью тысячонками в какое-нибудь мирное захолустье уездного городишка и там заклекнет [Заклекнуть — завянуть.] навеки в ситцевом халате у окна низенького домика, разбирая по воскресным
дням драку мужиков, возникшую пред окнами, или для освежения пройдясь в курятник пощупать лично курицу, назначенную в суп, и проведет таким образом нешумный, но в
своем роде тоже небесполезный век.
Еще падет обвинение на автора со стороны так называемых патриотов, которые спокойно сидят себе по углам и занимаются совершенно посторонними
делами, накопляют себе капитальцы, устроивая судьбу
свою на счет других; но как только случится что-нибудь, по мненью их, оскорбительное для отечества, появится какая-нибудь книга, в которой скажется иногда горькая правда, они выбегут со всех углов, как пауки, увидевшие, что запуталась в паутину муха, и подымут вдруг крики: «Да хорошо ли выводить это на свет, провозглашать об этом?
А главное
дело вот в чем: «Помилуй, батюшка барин, Кифа Мокиевич, — говорила отцу и
своя и чужая дворня, — что у тебя за Мокий Кифович?
И в самом
деле, Селифан давно уже ехал зажмуря глаза, изредка только потряхивая впросонках вожжами по бокам дремавших тоже лошадей; а с Петрушки уже давно невесть в каком месте слетел картуз, и он сам, опрокинувшись назад, уткнул
свою голову в колено Чичикову, так что тот должен был дать ей щелчка.
А между тем в существе
своем Андрей Иванович был не то доброе, не то дурное существо, а просто — коптитель неба. Так как уже немало есть на белом свете людей, коптящих небо, то почему же и Тентетникову не коптить его? Впрочем, вот в немногих словах весь журнал его
дня, и пусть из него судит читатель сам, какой у него был характер.
При ней как-то смущался недобрый человек и немел, а добрый, даже самый застенчивый, мог разговориться с нею, как никогда в жизни
своей ни с кем, и — странный обман! — с первых минут разговора ему уже казалось, что где-то и когда-то он знал ее, что случилось это во
дни какого-то незапамятного младенчества, в каком-то родном доме, веселым вечером, при радостных играх детской толпы, и надолго после того как-то становился ему скучным разумный возраст человека.
Надобно сказать, что в молодости
своей он было замешался в одно неразумное
дело.
В первые
дни Андрей Иванович опасался за
свою независимость, чтобы как-нибудь гость не связал его, не стеснил какими-нибудь измененьями в образе жизни, и не разрушился бы порядок
дня его, так удачно заведенный, — но опасенья были напрасны.
Теперь же, на вечере, так сказать, жизни
своей, ищу уголка, где бы провесть остаток
дней.
В самом
деле, необыкновенно странны были
своею противуположностью те чувства, которые родились в сердцах троих беседовавших людей.
Видно было, что хозяин приходил в дом только отдохнуть, а не то чтобы жить в нем; что для обдумыванья
своих планов и мыслей ему не надобно было кабинета с пружинными креслами и всякими покойными удобствами и что жизнь его заключалась не в очаровательных грезах у пылающего камина, но прямо в
деле.
— В таком случае, изложите ее письменно. Она пойдет в комиссию всяких прошений. Комиссия всяких прошений, пометивши, препроводит ее ко мне. От меня поступит она в комитет сельских
дел, там сделают всякие справки и выправки по этому
делу. Главноуправляющий вместе с конторою в самоскорейшем времени положит
свою резолюцию, и
дело будет сделано.
Полковник воскипел благородным негодованьем. Тут же, схвативши бумагу и перо, написал восемь строжайших запросов: на каком основании комиссия построений самоуправно распорядилась с неподведомственными ей чиновниками? Как мог допустить главноуправляющий, чтобы председатель, не сдавши
своего поста, отправился на следствие? и как мог видеть равнодушно комитет сельских
дел, что даже не существует комиссии прошений?
— Да я и строений для этого не строю; у меня нет зданий с колоннами да фронтонами. Мастеров я не выписываю из-за границы. А уж крестьян от хлебопашества ни за что не оторву. На фабриках у меня работают только в голодный год, всё пришлые, из-за куска хлеба. Этаких фабрик наберется много. Рассмотри только попристальнее
свое хозяйство, то увидишь — всякая тряпка пойдет в
дело, всякая дрянь даст доход, так что после отталкиваешь только да говоришь: не нужно.
Как царь в
день торжественного венчанья
своего, сиял он.
— Вон запустил как все! — говорил Костанжогло, указывая пальцем. — Довел мужика до какой бедности! Когда случился падеж, так уж тут нечего глядеть на
свое добро. Тут все
свое продай, да снабди мужика скотиной, чтобы он не оставался и одного
дни без средств производить работу. А ведь теперь и годами не поправишь: и мужик уже изленился, и загулял, и стал пьяница.
— Позвольте вам вместо того, чтобы заводить длинное
дело, вы, верно, не хорошо рассмотрели самое завещание: там, верно, есть какая-нибудь приписочка. Вы возьмите его на время к себе. Хотя, конечно, подобных вещей на дом брать запрещено, но если хорошенько попросить некоторых чиновников… Я с
своей стороны употреблю мое участие.
Потому что знаю: пусть только
дела мои пойдут похуже, да я всех впутаю в
свое — и губернатора, и вице-губернатора, и полицеймейстера, и казначея, — всех запутаю.
Вы во всю
свою жизнь, я думаю, не делали небесчестного
дела.
Собирайте все пожитки
свои — да и с Богом, не откладывая ни минуту, потому что
дело еще хуже.