Неточные совпадения
Какие бывают эти общие залы — всякий проезжающий знает очень хорошо: те же стены, выкрашенные масляной краской, потемневшие вверху от трубочного дыма и залосненные снизу спинами разных проезжающих, а еще более туземными купеческими, ибо купцы по торговым дням приходили сюда сам-шест и сам-сём испивать свою известную пару чаю; тот же закопченный потолок; та же копченая люстра со множеством висящих стеклышек, которые прыгали и звенели всякий раз, когда половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подносом, на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц на морском берегу; те же картины во всю стену, писанные масляными красками, — словом, все то же, что и везде;
только и разницы, что на
одной картине изображена была нимфа с такими огромными грудями, каких читатель, верно, никогда не видывал.
Насыщенные богатым летом, и без того на всяком шагу расставляющим лакомые блюда, они влетели вовсе не с тем, чтобы есть, но чтобы
только показать себя, пройтись взад и вперед по сахарной куче, потереть
одна о другую задние или передние ножки, или почесать ими у себя под крылышками, или, протянувши обе передние лапки, потереть ими у себя над головою, повернуться и опять улететь, и опять прилететь с новыми докучными эскадронами.
Словом, ни
одного часа не приходилось ему оставаться дома, и в гостиницу приезжал он с тем
только, чтобы заснуть.
Итак, отдавши нужные приказания еще с вечера, проснувшись поутру очень рано, вымывшись, вытершись с ног до головы мокрою губкой, что делалось
только по воскресным дням, — а в тот день случись воскресенье, — выбрившись таким образом, что щеки сделались настоящий атлас в рассуждении гладкости и лоска, надевши фрак брусничного цвета с искрой и потом шинель на больших медведях, он сошел с лестницы, поддерживаемый под руку то с
одной, то с другой стороны трактирным слугою, и сел в бричку.
У подошвы этого возвышения, и частию по самому скату, темнели вдоль и поперек серенькие бревенчатые избы, которые герой наш, неизвестно по каким причинам, в ту же минуту принялся считать и насчитал более двухсот; нигде между ними растущего деревца или какой-нибудь зелени; везде глядело
только одно бревно.
При этом глаза его делались чрезвычайно сладкими и лицо принимало самое довольное выражение; впрочем, все эти прожекты так и оканчивались
только одними словами.
И весьма часто, сидя на диване, вдруг, совершенно неизвестно из каких причин,
один, оставивши свою трубку, а другая работу, если
только она держалась на ту пору в руках, они напечатлевали друг другу такой томный и длинный поцелуй, что в продолжение его можно бы легко выкурить маленькую соломенную сигарку.
— О, это
одна из достойнейших женщин, каких
только я знаю, — отвечал Чичиков.
Только одна половина его была озарена светом, исходившим из окон; видна была еще лужа перед домом, на которую прямо ударял тот же свет.
Уже по
одному собачьему лаю, составленному из таких музыкантов, можно было предположить, что деревушка была порядочная; но промокший и озябший герой наш ни о чем не думал, как
только о постели.
— Пожалуй, я тебе дам девчонку; она у меня знает дорогу,
только ты смотри! не завези ее, у меня уже
одну завезли купцы.
Не
один господин большой руки пожертвовал бы сию же минуту половину душ крестьян и половину имений, заложенных и незаложенных, со всеми улучшениями на иностранную и русскую ногу, с тем
только, чтобы иметь такой желудок, какой имеет господин средней руки; но то беда, что ни за какие деньги, нижé имения, с улучшениями и без улучшений, нельзя приобресть такого желудка, какой бывает у господина средней руки.
Собакевича знаешь?» — спросил он и тут же услышал, что старуха знает не
только Собакевича, но и Манилова, и что Манилов будет поделикатней Собакевича: велит тотчас сварить курицу, спросит и телятинки; коли есть баранья печенка, то и бараньей печенки спросит, и всего
только что попробует, а Собакевич
одного чего-нибудь спросит, да уж зато всё съест, даже и подбавки потребует за ту же цену.
Одна была такая разодетая, рюши на ней, и трюши, и черт знает чего не было… я думаю себе
только: «черт возьми!» А Кувшинников, то есть это такая бестия, подсел к ней и на французском языке подпускает ей такие комплименты…
И что всего страннее, что может
только на
одной Руси случиться, он чрез несколько времени уже встречался опять с теми приятелями, которые его тузили, и встречался как ни в чем не бывало, и он, как говорится, ничего, и они ничего.
Ноздрев повел их в свой кабинет, в котором, впрочем, не было заметно следов того, что бывает в кабинетах, то есть книг или бумаги; висели
только сабли и два ружья —
одно в триста, а другое в восемьсот рублей.
Фронтон тоже никак не пришелся посреди дома, как ни бился архитектор, потому что хозяин приказал
одну колонну сбоку выкинуть, и оттого очутилось не четыре колонны, как было назначено, а
только три.
— Мошенник! — сказал Собакевич очень хладнокровно, — продаст, обманет, еще и пообедает с вами! Я их знаю всех: это всё мошенники, весь город там такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Все христопродавцы.
Один там
только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья.
— Да чего вы скупитесь? — сказал Собакевич. — Право, недорого! Другой мошенник обманет вас, продаст вам дрянь, а не души; а у меня что ядреный орех, все на отбор: не мастеровой, так иной какой-нибудь здоровый мужик. Вы рассмотрите: вот, например, каретник Михеев! ведь больше никаких экипажей и не делал, как
только рессорные. И не то, как бывает московская работа, что на
один час, — прочность такая, сам и обобьет, и лаком покроет!
Только одни главные ворота были растворены, и то потому, что въехал мужик с нагруженною телегою, покрытою рогожею, показавшийся как бы нарочно для оживления сего вымершего места; в другое время и они были заперты наглухо, ибо в железной петле висел замок-исполин.
Платье на ней было совершенно неопределенное, похожее очень на женский капот, на голове колпак, какой носят деревенские дворовые бабы,
только один голос показался ему несколько сиплым для женщины.
Лицо его не представляло ничего особенного; оно было почти такое же, как у многих худощавых стариков,
один подбородок
только выступал очень далеко вперед, так что он должен был всякий раз закрывать его платком, чтобы не заплевать; маленькие глазки еще не потухнули и бегали из-под высоко выросших бровей, как мыши, когда, высунувши из темных нор остренькие морды, насторожа уши и моргая усом, они высматривают, не затаился ли где кот или шалун мальчишка, и нюхают подозрительно самый воздух.
С каждым годом притворялись окна в его доме, наконец остались
только два, из которых
одно, как уже видел читатель, было заклеено бумагою; с каждым годом уходили из вида более и более главные части хозяйства, и мелкий взгляд его обращался к бумажкам и перышкам, которые он собирал в своей комнате; неуступчивее становился он к покупщикам, которые приезжали забирать у него хозяйственные произведения; покупщики торговались, торговались и наконец бросили его вовсе, сказавши, что это бес, а не человек; сено и хлеб гнили, клади и стоги обращались в чистый навоз, хоть разводи на них капусту, мука в подвалах превратилась в камень, и нужно было ее рубить, к сукнам, холстам и домашним материям страшно было притронуться: они обращались в пыль.
— Ну, что ж ты расходилась так? Экая занозистая! Ей скажи
только одно слово, а она уж в ответ десяток! Поди-ка принеси огоньку запечатать письмо. Да стой, ты схватишь сальную свечу, сало дело топкое: сгорит — да и нет,
только убыток, а ты принеси-ка мне лучинку!
В самом деле, что ни говори, не
только одни мертвые души, но еще и беглые, и всего двести с лишком человек!
В оборотах самых тонких и приятных он рассказал, как летел обнять Павла Ивановича; речь была заключена таким комплиментом, какой разве
только приличен
одной девице, с которой идут танцевать.
Чиновники на это ничего не отвечали,
один из них
только тыкнул пальцем в угол комнаты, где сидел за столом какой-то старик, перемечавший какие-то бумаги. Чичиков и Манилов прошли промеж столами прямо к нему. Старик занимался очень внимательно.
— Кто, Михеев умер? — сказал Собакевич, ничуть не смешавшись. — Это его брат умер, а он преживехонький и стал здоровее прежнего. На днях такую бричку наладил, что и в Москве не сделать. Ему, по-настоящему,
только на
одного государя и работать.
— Крестьян накупили на сто тысяч, а за труды дали
только одну беленькую. [Беленькая — ассигнация в двадцать пять рублей.]
Скоро вслед за ними все угомонилось, и гостиница объялась непробудным сном;
только в
одном окошечке виден еще был свет, где жил какой-то приехавший из Рязани поручик, большой, по-видимому, охотник до сапогов, потому что заказал уже четыре пары и беспрестанно примеривал пятую.
На это полицеймейстер заметил, что бунта нечего опасаться, что в отвращение его существует власть капитана-исправника, что капитан-исправник хоть сам и не езди, а пошли
только на место себя
один картуз свой, то
один этот картуз погонит крестьян до самого места их жительства.
Они так полюбили его, что он не видел средств, как вырваться из города;
только и слышал он: «Ну, недельку, еще
одну недельку поживите с нами, Павел Иванович!» — словом, он был носим, как говорится, на руках.
Целый час был посвящен
только на
одно рассматривание лица в зеркале.
Губернатор, который в это время стоял возле дам и держал в
одной руке конфектный билет, а в другой болонку, увидя его, бросил на пол и билет и болонку, —
только завизжала собачонка; словом, распространил он радость и веселье необыкновенное.
Легкий головной убор держался
только на
одних ушах и, казалось, говорил: «Эй, улечу, жаль
только, что не подыму с собой красавицу!» Талии были обтянуты и имели самые крепкие и приятные для глаз формы (нужно заметить, что вообще все дамы города N. были несколько полны, но шнуровались так искусно и имели такое приятное обращение, что толщины никак нельзя было приметить).
Впрочем, если слово из улицы попало в книгу, не писатель виноват, виноваты читатели, и прежде всего читатели высшего общества: от них первых не услышишь ни
одного порядочного русского слова, а французскими, немецкими и английскими они, пожалуй, наделят в таком количестве, что и не захочешь, и наделят даже с сохранением всех возможных произношений: по-французски в нос и картавя, по-английски произнесут, как следует птице, и даже физиономию сделают птичью, и даже посмеются над тем, кто не сумеет сделать птичьей физиономии; а вот
только русским ничем не наделят, разве из патриотизма выстроят для себя на даче избу в русском вкусе.
Перед ним стояла не
одна губернаторша: она держала под руку молоденькую шестнадцатилетнюю девушку, свеженькую блондинку с тоненькими и стройными чертами лица, с остреньким подбородком, с очаровательно круглившимся овалом лица, какое художник взял бы в образец для Мадонны и какое
только редким случаем попадается на Руси, где любит все оказаться в широком размере, всё что ни есть: и горы и леса и степи, и лица и губы и ноги; ту самую блондинку, которую он встретил на дороге, ехавши от Ноздрева, когда, по глупости кучеров или лошадей, их экипажи так странно столкнулись, перепутавшись упряжью, и дядя Митяй с дядею Миняем взялись распутывать дело.
Казалось, как будто он хотел взять их приступом; весеннее ли расположение подействовало на него, или толкал его кто сзади,
только он протеснялся решительно вперед, несмотря ни на что; откупщик получил от него такой толчок, что пошатнулся и чуть-чуть удержался на
одной ноге, не то бы, конечно, повалил за собою целый ряд; почтмейстер тоже отступился и посмотрел на него с изумлением, смешанным с довольно тонкой иронией, но он на них не поглядел; он видел
только вдали блондинку, надевавшую длинную перчатку и, без сомнения, сгоравшую желанием пуститься летать по паркету.
И из этого мглистого, кое-как набросанного поля выходили ясно и оконченно
только одни тонкие черты увлекательной блондинки: ее овально-круглившееся личико, ее тоненький, тоненький стан, какой бывает у институтки в первые месяцы после выпуска, ее белое, почти простое платьице, легко и ловко обхватившее во всех местах молоденькие стройные члены, которые означались в каких-то чистых линиях.
Казалось, она вся походила на какую-то игрушку, отчетливо выточенную из слоновой кости; она
только одна белела и выходила прозрачною и светлою из мутной и непрозрачной толпы.
Достаточно сказать
только, что есть в
одном городе глупый человек, это уже и личность; вдруг выскочит господин почтенной наружности и закричит: «Ведь я тоже человек, стало быть, я тоже глуп», — словом, вмиг смекнет, в чем дело.
— Ах, боже мой! что ж я так сижу перед вами! вот хорошо! Ведь вы знаете, Анна Григорьевна, с чем я приехала к вам? — Тут дыхание гостьи сперлось, слова, как ястребы, готовы были пуститься в погоню
одно за другим, и
только нужно было до такой степени быть бесчеловечной, какова была искренняя приятельница, чтобы решиться остановить ее.
Что обе дамы наконец решительно убедились в том, что прежде предположили
только как
одно предположение, в этом ничего нет необыкновенного.
«Ну что, — думали чиновники, — если он узнает
только просто, что в городе их вот-де какие глупые слухи, да за это
одно может вскипятить не на жизнь, а на самую смерть».
Все, что ни говорила она далее, было повторение почти
одного и того же, и чиновники увидели
только, что Коробочка была просто глупая старуха.
— Да увезти губернаторскую дочку. Я, признаюсь, ждал этого, ей-богу, ждал! В первый раз, как
только увидел вас вместе на бале, ну уж, думаю себе, Чичиков, верно, недаром… Впрочем, напрасно ты сделал такой выбор, я ничего в ней не нахожу хорошего. А есть
одна, родственница Бикусова, сестры его дочь, так вот уж девушка! можно сказать: чудо коленкор!
Сначала он не чувствовал ничего и поглядывал
только назад, желая увериться, точно ли выехал из города; но когда увидел, что город уже давно скрылся, ни кузниц, ни мельниц, ни всего того, что находится вокруг городов, не было видно и даже белые верхушки каменных церквей давно ушли в землю, он занялся
только одной дорогою, посматривал
только направо и налево, и город N. как будто не бывал в его памяти, как будто проезжал он его давно, в детстве.
Тут
только долговременный пост наконец был смягчен, и оказалось, что он всегда не был чужд разных наслаждений, от которых умел удержаться в лета пылкой молодости, когда ни
один человек совершенно не властен над собою.
И в то время, когда обыскиваемые бесились, выходили из себя и чувствовали злобное побуждение избить щелчками приятную его наружность, он, не изменяясь ни в лице, ни в вежливых поступках, приговаривал
только: «Не угодно ли вам будет немножко побеспокоиться и привстать?» Или: «Не угодно ли вам будет, сударыня, пожаловать в другую комнату? там супруга
одного из наших чиновников объяснится с вами».
Даже начальство изъяснилось, что это был черт, а не человек: он отыскивал в колесах, дышлах, [Дышло — толстая оглобля, прикрепляемая к середине передней оси повозки при парной упряжке.] лошадиных ушах и невесть в каких местах, куда бы никакому автору не пришло в мысль забраться и куда позволяется забираться
только одним таможенным чиновникам.