Неточные совпадения
Какие бывают эти общие залы — всякий проезжающий
знает очень хорошо: те же стены, выкрашенные масляной краской, потемневшие вверху от трубочного дыма и залосненные снизу спинами разных проезжающих, а еще более туземными купеческими, ибо купцы по торговым дням приходили сюда сам-шест и сам-сём испивать свою известную пару чаю; тот же закопченный потолок; та же копченая люстра со множеством висящих стеклышек, которые прыгали и звенели всякий раз, когда половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подносом, на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц на морском берегу; те же картины во всю стену, писанные масляными красками, — словом, все то же, что и везде; только и разницы, что на одной картине изображена была нимфа с такими огромными грудями, каких читатель, верно, никогда
не видывал.
Господин скинул с себя картуз и размотал с шеи шерстяную, радужных цветов косынку, какую женатым приготовляет своими руками супруга, снабжая приличными наставлениями, как закутываться, а холостым — наверное
не могу сказать, кто делает, бог их
знает, я никогда
не носил таких косынок.
Коцебу, в которой Ролла играл г. Поплёвин, Кору — девица Зяблова, прочие лица были и того менее замечательны; однако же он прочел их всех, добрался даже до цены партера и
узнал, что афиша была напечатана в типографии губернского правления, потом переворотил на другую сторону:
узнать, нет ли там чего-нибудь, но,
не нашедши ничего, протер глаза, свернул опрятно и положил в свой ларчик, куда имел обыкновение складывать все, что ни попадалось.
Вот все, что
узнали в городе об этом новом лице, которое очень скоро
не преминуло показать себя на губернаторской вечеринке.
О чем бы разговор ни был, он всегда умел поддержать его: шла ли речь о лошадином заводе, он говорил и о лошадином заводе; говорили ли о хороших собаках, и здесь он сообщал очень дельные замечания; трактовали ли касательно следствия, произведенного казенною палатою, — он показал, что ему небезызвестны и судейские проделки; было ли рассуждение о бильярдной игре — и в бильярдной игре
не давал он промаха; говорили ли о добродетели, и о добродетели рассуждал он очень хорошо, даже со слезами на глазах; об выделке горячего вина, и в горячем вине
знал он прок; о таможенных надсмотрщиках и чиновниках, и о них он судил так, как будто бы сам был и чиновником и надсмотрщиком.
Такое мнение, весьма лестное для гостя, составилось о нем в городе, и оно держалось до тех пор, покамест одно странное свойство гостя и предприятие, или, как говорят в провинциях, пассаж, о котором читатель скоро
узнает,
не привело в совершенное недоумение почти всего города.
Это займет, впрочем,
не много времени и места, потому что
не много нужно прибавить к тому, что уже читатель
знает, то есть что Петрушка ходил в несколько широком коричневом сюртуке с барского плеча и имел, по обычаю людей своего звания, крупный нос и губы.
Ему нравилось
не то, о чем читал он, но больше самое чтение, или, лучше сказать, процесс самого чтения, что вот-де из букв вечно выходит какое-нибудь слово, которое иной раз черт
знает что и значит.
Что думал он в то время, когда молчал, — может быть, он говорил про себя: «И ты, однако ж, хорош,
не надоело тебе сорок раз повторять одно и то же», — Бог ведает, трудно
знать, что думает дворовый крепостной человек в то время, когда барин ему дает наставление.
Не без радости был вдали узрет полосатый шлагбаум, дававший
знать, что мостовой, как и всякой другой муке, будет скоро конец; и еще несколько раз ударившись довольно крепко головою в кузов, Чичиков понесся наконец по мягкой земле.
В первую минуту разговора с ним
не можешь
не сказать: «Какой приятный и добрый человек!» В следующую за тем минуту ничего
не скажешь, а в третью скажешь: «Черт
знает что такое!» — и отойдешь подальше; если ж
не отойдешь, почувствуешь скуку смертельную.
— И
знаете, Павел Иванович! — сказал Манилов, явя в лице своем выражение
не только сладкое, но даже приторное, подобное той микстуре, которую ловкий светский доктор засластил немилосердно, воображая ею обрадовать пациента. — Тогда чувствуешь какое-то, в некотором роде, духовное наслаждение… Вот как, например, теперь, когда случай мне доставил счастие, можно сказать образцовое, говорить с вами и наслаждаться приятным вашим разговором…
— А
не могу
знать; об этом, я полагаю, нужно спросить приказчика. Эй, человек! позови приказчика, он должен быть сегодня здесь.
— Итак, я бы желал
знать, можете ли вы мне таковых,
не живых в действительности, но живых относительно законной формы, передать, уступить или как вам заблагорассудится лучше?
Манилов совершенно растерялся. Он чувствовал, что ему нужно что-то сделать, предложить вопрос, а какой вопрос — черт его
знает. Кончил он наконец тем, что выпустил опять дым, но только уже
не ртом, а чрез носовые ноздри.
Казалось, он был настроен к сердечным излияниям;
не без чувства и выражения произнес он наконец следующие слова: — Если б вы
знали, какую услугу оказали сей, по-видимому, дрянью человеку без племени и роду!
Потом, что они вместе с Чичиковым приехали в какое-то общество в хороших каретах, где обворожают всех приятностию обращения, и что будто бы государь,
узнавши о такой их дружбе, пожаловал их генералами, и далее, наконец, бог
знает что такое, чего уже он и сам никак
не мог разобрать.
— Это нехорошо опрокинуть, я уж сам
знаю; уж я никак
не опрокину.
— Нет, барин, как можно, чтоб я был пьян! Я
знаю, что это нехорошее дело быть пьяным. С приятелем поговорил, потому что с хорошим человеком можно поговорить, в том нет худого; и закусили вместе. Закуска
не обидное дело; с хорошим человеком можно закусить.
Чичиков поблагодарил хозяйку, сказавши, что ему
не нужно ничего, чтобы она
не беспокоилась ни о чем, что, кроме постели, он ничего
не требует, и полюбопытствовал только
знать, в какие места заехал он и далеко ли отсюда пути к помещику Собакевичу, на что старуха сказала, что и
не слыхивала такого имени и что такого помещика вовсе нет.
— Иван Петрович выше ростом, а этот и низенький и худенький; тот говорит громко, басит и никогда
не смеется, а этот черт
знает что: пищит птицей и все смеется».
Старуха задумалась. Она видела, что дело, точно, как будто выгодно, да только уж слишком новое и небывалое; а потому начала сильно побаиваться, чтобы как-нибудь
не надул ее этот покупщик; приехал же бог
знает откуда, да еще и в ночное время.
— А может, в хозяйстве-то как-нибудь под случай понадобятся… — возразила старуха, да и
не кончила речи, открыла рот и смотрела на него почти со страхом, желая
знать, что он на это скажет.
— Да чего ж ты рассердился так горячо?
Знай я прежде, что ты такой сердитый, да я бы совсем тебе и
не прекословила.
— Я уж
знала это: там все хорошая работа. Третьего года сестра моя привезла оттуда теплые сапожки для детей: такой прочный товар, до сих пор носится. Ахти, сколько у тебя тут гербовой бумаги! — продолжала она, заглянувши к нему в шкатулку. И в самом деле, гербовой бумаги было там немало. — Хоть бы мне листок подарил! а у меня такой недостаток; случится в суд просьбу подать, а и
не на чем.
Оказалось, что помещица
не вела никаких записок, ни списков, а
знала почти всех наизусть; он заставил ее тут же продиктовать их.
— Пожалуй, я тебе дам девчонку; она у меня
знает дорогу, только ты смотри!
не завези ее, у меня уже одну завезли купцы.
Не то на свете дивно устроено: веселое мигом обратится в печальное, если только долго застоишься перед ним, и тогда бог
знает что взбредет в голову.
Собакевича
знаешь?» — спросил он и тут же услышал, что старуха
знает не только Собакевича, но и Манилова, и что Манилов будет поделикатней Собакевича: велит тотчас сварить курицу, спросит и телятинки; коли есть баранья печенка, то и бараньей печенки спросит, и всего только что попробует, а Собакевич одного чего-нибудь спросит, да уж зато всё съест, даже и подбавки потребует за ту же цену.
По загоревшему лицу его можно было заключить, что он
знал, что такое дым, если
не пороховой, то, по крайней мере, табачный.
Чичиков
узнал Ноздрева, того самого, с которым он вместе обедал у прокурора и который с ним в несколько минут сошелся на такую короткую ногу, что начал уже говорить «ты», хотя, впрочем, он с своей стороны
не подал к тому никакого повода.
Я
знаю, что ты бы
не расстался с поручиком Кувшинниковым.
Одна была такая разодетая, рюши на ней, и трюши, и черт
знает чего
не было… я думаю себе только: «черт возьми!» А Кувшинников, то есть это такая бестия, подсел к ней и на французском языке подпускает ей такие комплименты…
Ах, брат, вот позабыл тебе сказать:
знаю, что ты теперь
не отстанешь, но за десять тысяч
не отдам, наперед говорю.
—
Не могу
знать. Статься может, как-нибудь из брички поналезли.
В картишки, как мы уже видели из первой главы, играл он
не совсем безгрешно и чисто,
зная много разных передержек и других тонкостей, и потому игра весьма часто оканчивалась другою игрою: или поколачивали его сапогами, или же задавали передержку его густым и очень хорошим бакенбардам, так что возвращался домой он иногда с одной только бакенбардой, и то довольно жидкой.
— Ну, так я ж тебе скажу прямее, — сказал он, поправившись, — только, пожалуйста,
не проговорись никому. Я задумал жениться; но нужно тебе
знать, что отец и мать невесты преамбиционные люди. Такая, право, комиссия:
не рад, что связался, хотят непременно, чтоб у жениха было никак
не меньше трехсот душ, а так как у меня целых почти полутораста крестьян недостает…
— Продать! Да ведь я
знаю тебя, ведь ты подлец, ведь ты дорого
не дашь за них?
— Ну уж, пожалуйста,
не говори. Теперь я очень хорошо тебя
знаю. Такая, право, ракалия! Ну, послушай, хочешь метнем банчик? Я поставлю всех умерших на карту, шарманку тоже.
— Продать я
не хочу, это будет
не по-приятельски. Я
не стану снимать плевы с черт
знает чего. В банчик — другое дело. Прокинем хоть талию! [Талия — карточная игра.]
— Да шашку-то, — сказал Чичиков и в то же время увидел почти перед самым носом своим и другую, которая, как казалось, пробиралась в дамки; откуда она взялась, это один только Бог
знал. — Нет, — сказал Чичиков, вставши из-за стола, — с тобой нет никакой возможности играть! Этак
не ходят, по три шашки вдруг.
Откуда возьмется и надутость и чопорность, станет ворочаться по вытверженным наставлениям, станет ломать голову и придумывать, с кем и как, и сколько нужно говорить, как на кого смотреть, всякую минуту будет бояться, чтобы
не сказать больше, чем нужно, запутается наконец сама, и кончится тем, что станет наконец врать всю жизнь, и выдет просто черт
знает что!» Здесь он несколько времени помолчал и потом прибавил: «А любопытно бы
знать, чьих она? что, как ее отец? богатый ли помещик почтенного нрава или просто благомыслящий человек с капиталом, приобретенным на службе?
— Щи, моя душа, сегодня очень хороши! — сказал Собакевич, хлебнувши щей и отваливши себе с блюда огромный кусок няни, известного блюда, которое подается к щам и состоит из бараньего желудка, начиненного гречневой кашей, мозгом и ножками. — Эдакой няни, — продолжал он, обратившись к Чичикову, — вы
не будете есть в городе, там вам черт
знает что подадут!
— Да
знаете ли, из чего это все готовится? вы есть
не станете, когда
узнаете.
Мне лягушку хоть сахаром облепи,
не возьму ее в рот, и устрицы тоже
не возьму: я
знаю, на что устрица похожа.
— Я вам даже
не советую дороги
знать к этой собаке! — сказал Собакевич. — Извинительней сходить в какое-нибудь непристойное место, чем к нему.
— Ну нет,
не мечта! Я вам доложу, каков был Михеев, так вы таких людей
не сыщете: машинища такая, что в эту комнату
не войдет; нет, это
не мечта! А в плечищах у него была такая силища, какой нет у лошади; хотел бы я
знать, где бы вы в другом месте нашли такую мечту!
— Мне
не нужно
знать, какие у вас отношения; я в дела фамильные
не мешаюсь, это ваше дело. Вам понадобились души, я и продаю вам, и будете раскаиваться, что
не купили.
— Но
знаете ли, что такого рода покупки, я это говорю между нами, по дружбе,
не всегда позволительны, и расскажи я или кто иной — такому человеку
не будет никакой доверенности относительно контрактов или вступления в какие-нибудь выгодные обязательства.
— Все,
знаете, лучше расписку.
Не ровен час, все может случиться.