Неточные совпадения
Наконец Манилов
поднял трубку с чубуком и поглядел снизу ему в лицо, стараясь высмотреть,
не видно ли какой усмешки
на губах его,
не пошутил ли он; но ничего
не было видно такого, напротив, лицо даже казалось степеннее обыкновенного; потом подумал,
не спятил ли гость как-нибудь невзначай с ума, и со страхом посмотрел
на него пристально; но глаза гостя были совершенно ясны,
не было в них дикого, беспокойного огня, какой бегает в глазах сумасшедшего человека, все было прилично и в порядке.
В стороне, у самого края сада, несколько высокорослых,
не вровень другим, осин
подымали огромные вороньи гнезда
на трепетные свои вершины.
Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения,
не оставляйте их
на дороге,
не подымете потом!
Несколько раз подходил он к постели, с тем чтобы их скинуть и лечь, но никак
не мог: сапоги, точно, были хорошо сшиты, и долго еще
поднимал он ногу и обсматривал бойко и
на диво стачанный каблук.
Кто был то, что называют тюрюк, то есть человек, которого нужно было
подымать пинком
на что-нибудь; кто был просто байбак, лежавший, как говорится, весь век
на боку, которого даже напрасно было
подымать:
не встанет ни в каком случае.
Легкий головной убор держался только
на одних ушах и, казалось, говорил: «Эй, улечу, жаль только, что
не подыму с собой красавицу!» Талии были обтянуты и имели самые крепкие и приятные для глаз формы (нужно заметить, что вообще все дамы города N. были несколько полны, но шнуровались так искусно и имели такое приятное обращение, что толщины никак нельзя было приметить).
Шум и визг от железных скобок и ржавых винтов разбудили
на другом конце города будочника, который,
подняв свою алебарду, закричал спросонья что стало мочи: «Кто идет?» — но, увидев, что никто
не шел, а слышалось только вдали дребезжанье, поймал у себя
на воротнике какого-то зверя и, подошед к фонарю, казнил его тут же у себя
на ногте.
Обнаруживала ли ими болеющая душа скорбную тайну своей болезни, что
не успел образоваться и окрепнуть начинавший в нем строиться высокий внутренний человек; что,
не испытанный измлада в борьбе с неудачами,
не достигнул он до высокого состоянья возвышаться и крепнуть от преград и препятствий; что, растопившись, подобно разогретому металлу, богатый запас великих ощущений
не принял последней закалки, и теперь, без упругости, бессильна его воля; что слишком для него рано умер необыкновенный наставник и нет теперь никого во всем свете, кто бы был в силах воздвигнуть и
поднять шатаемые вечными колебаньями силы и лишенную упругости немощную волю, — кто бы крикнул живым, пробуждающим голосом, — крикнул душе пробуждающее слово: вперед! — которого жаждет повсюду,
на всех ступенях стоящий, всех сословий, званий и промыслов, русский человек?
Она была покойна, свежа. А ему втеснилось в душу, напротив, беспокойство, желание узнать, что у ней теперь на уме, что в сердце, хотелось прочитать в глазах, затронул ли он хоть нервы ее; но она ни разу
не подняла на него глаз. И потом уже, когда после игры подняла, заговорила с ним — все то же в лице, как вчера, как третьего дня, как полгода назад.
Неточные совпадения
Он
не посмотрел бы
на то, что ты чиновник, а,
поднявши рубашонку, таких бы засыпал тебе, что дня б четыре ты почесывался.
— Уж будто вы
не знаете, // Как ссоры деревенские // Выходят? К муженьку // Сестра гостить приехала, // У ней коты разбилися. // «Дай башмаки Оленушке, // Жена!» — сказал Филипп. // А я
не вдруг ответила. // Корчагу
подымала я, // Такая тяга: вымолвить // Я слова
не могла. // Филипп Ильич прогневался, // Пождал, пока поставила // Корчагу
на шесток, // Да хлоп меня в висок! // «Ну, благо ты приехала, // И так походишь!» — молвила // Другая, незамужняя // Филиппова сестра.
У богатого, // У богатины, // Чуть
не подняли //
На рогатину. // Весь в гвоздях забор // Ощетинился, // А хозяин-вор, // Оскотинился.
—
Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то
поднял он, // Да в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его //
Не слезы — кровь течет! //
Не знаю,
не придумаю, // Что будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я
на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? //
На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
Стародум. А такова-то просторна, что двое, встретясь, разойтиться
не могут. Один другого сваливает, и тот, кто
на ногах,
не поднимает уже никогда того, кто
на земи.