— Не лазяй, говорят, — проговорил Ергушов, подсыпая порох
на полку ружья. — Вишь не шелохнется, уж я вижу. До утра недалече, дай с кордона прибегут. Ступай, Назар. Эка робеешь! Не робей, я говорю.
Неточные совпадения
Он думал: «Не тратить же
на избу работу и деньги, когда и без того будет она снесена татарским набегом!» Все всполошилось: кто менял волов и плуг
на коня и
ружье и отправлялся в
полки; кто прятался, угоняя скот и унося, что только можно было унесть.
Толстоногий стол, заваленный почерневшими от старинной пыли, словно прокопченными бумагами, занимал весь промежуток между двумя окнами; по стенам висели турецкие
ружья, нагайки, сабля, две ландкарты, какие-то анатомические рисунки, портрет Гуфеланда, [Гуфеланд Христофор (1762–1836) — немецкий врач, автор широко в свое время популярной книги «Искусство продления человеческой жизни».] вензель из волос в черной рамке и диплом под стеклом; кожаный, кое-где продавленный и разорванный, диван помещался между двумя громадными шкафами из карельской березы;
на полках в беспорядке теснились книги, коробочки, птичьи чучелы, банки, пузырьки; в одном углу стояла сломанная электрическая машина.
— По пьяному делу. Воюем, а? — спросил он, взмахнув стриженой, ежовой головой. — Кошмар! В 12-м году Ванновский говорил, что армия находится в положении бедственном: обмундирование плохое, и его недостаточно,
ружья устарели, пушек — мало, пулеметов — нет, кормят солдат подрядчики, и — скверно, денег
на улучшение продовольствия — не имеется, кредиты — запаздывают,
полки — в долгах. И при всем этом — втюрились в драку ради защиты Франции от второго разгрома немцами.
Они прошли через сени, через жилую избу хозяев и вошли в заднюю комнатку, в которой стояла кровать Марка.
На ней лежал тоненький старый тюфяк, тощее ваточное одеяло, маленькая подушка.
На полке и
на столе лежало десятка два книг,
на стене висели два
ружья, а
на единственном стуле в беспорядке валялось несколько белья и платья.
Решительно нет ничего; но я сам, рассуждающий теперь так спокойно и благоразумно, очень помню, что в старые годы страстно любил стрельбу в узерк и, несмотря
на беспрерывный ненастный дождь, от которого часто сырел
на полке порох, несмотря
на проклятые вспышки (
ружья были тогда с кремнями), которые приводили меня в отчаяние, целые дни, правда очень короткие, от зари до зари, не пивши, не евши, мокрый до костей, десятки верст исхаживал за побелевшими зайцами… то же делали и другие.