Неточные совпадения
И потом
еще долго сидел в бричке, придумывая, кому бы
еще отдать визит,
да уж больше в городе не нашлось чиновников.
Кроме страсти к чтению, он имел
еще два обыкновения, составлявшие две другие его характерические черты: спать не раздеваясь, так, как есть, в том же сюртуке, и носить всегда с собою какой-то свой особенный воздух, своего собственного запаха, отзывавшийся несколько жилым покоем, так что достаточно было ему только пристроить где-нибудь свою кровать, хоть даже в необитаемой дотоле комнате,
да перетащить туда шинель и пожитки, и уже казалось, что в этой комнате лет десять жили люди.
Когда приказчик говорил: «Хорошо бы, барин, то и то сделать», — «
Да, недурно», — отвечал он обыкновенно, куря трубку, которую курить сделал привычку, когда
еще служил в армии, где считался скромнейшим, деликатнейшим и образованнейшим офицером.
Не мешает сделать
еще замечание, что Манилова… но, признаюсь, о дамах я очень боюсь говорить,
да притом мне пора возвратиться к нашим героям, которые стояли уже несколько минут перед дверями гостиной, взаимно упрашивая друг друга пройти вперед.
—
Да, признаюсь, я сам так думал, — подхватил Манилов, — именно, очень многие умирали! — Тут он оборотился к Чичикову и прибавил
еще: — Точно, очень многие.
— Ну, вот тебе постель готова, — сказала хозяйка. — Прощай, батюшка, желаю покойной ночи.
Да не нужно ли
еще чего? Может, ты привык, отец мой, чтобы кто-нибудь почесал на ночь пятки? Покойник мой без этого никак не засыпал.
— Ох, отец мой, и не говори об этом! — подхватила помещица. —
Еще третью неделю взнесла больше полутораста.
Да заседателя подмаслила.
— Куда ж
еще вы их хотели пристроить?
Да, впрочем, ведь кости и могилы — все вам остается, перевод только на бумаге. Ну, так что же? Как же? отвечайте, по крайней мере.
— Ох, не припоминай его, бог с ним! — вскрикнула она, вся побледнев. —
Еще третьего дня всю ночь мне снился окаянный. Вздумала было на ночь загадать на картах после молитвы,
да, видно, в наказание-то Бог и наслал его. Такой гадкий привиделся; а рога-то длиннее бычачьих.
Нужно его задобрить: теста со вчерашнего вечера
еще осталось, так пойти сказать Фетинье, чтоб спекла блинов; хорошо бы также загнуть пирог пресный с яйцом, у меня его славно загибают,
да и времени берет немного».
—
Да у меня-то их хорошо пекут, — сказала хозяйка, —
да вот беда: урожай плох, мука уж такая неавантажная…
Да что же, батюшка, вы так спешите? — проговорила она, увидя, что Чичиков взял в руки картуз, — ведь и бричка
еще не заложена.
— Мошенник! — сказал Собакевич очень хладнокровно, — продаст, обманет,
еще и пообедает с вами! Я их знаю всех: это всё мошенники, весь город там такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Все христопродавцы. Один там только и есть порядочный человек: прокурор;
да и тот, если сказать правду, свинья.
—
Да что в самом деле… как будто точно сурьезное дело;
да я в другом месте нипочем возьму.
Еще мне всякий с охотой сбудет их, чтобы только поскорей избавиться. Дурак разве станет держать их при себе и платить за них подати!
— Я давненько не вижу гостей, — сказал он, —
да, признаться сказать, в них мало вижу проку. Завели пренеприличный обычай ездить друг к другу, а в хозяйстве-то упущения…
да и лошадей их корми сеном! Я давно уж отобедал, а кухня у меня низкая, прескверная, и труба-то совсем развалилась: начнешь топить,
еще пожару наделаешь.
— Это бы
еще слава богу, — сказал Плюшкин, —
да лих-то, что с того времени до ста двадцати наберется.
—
Да за что же припекут, коли я не брала и в руки четвертки? Уж скорее другой какой бабьей слабостью, а воровством меня
еще никто не попрекал.
«Я ему подарю, — подумал он про себя, — карманные часы: они ведь хорошие, серебряные часы, а не то чтобы какие-нибудь томпаковые или бронзовые; немножко поиспорчены,
да ведь он себе переправит; он человек
еще молодой, так ему нужны карманные часы, чтобы понравиться своей невесте!
—
Да, сегодня! сегодня нельзя, — сказал Иван Антонович. — Нужно навести
еще справки, нет ли
еще запрещений.
—
Да бабу, Елизавету Воробья,
еще и букву ъ поставили на конце.
Дело известное, что мужик: на новой земле,
да заняться
еще хлебопашеством,
да ничего у него нет, ни избы, ни двора, — убежит, как дважды два, навострит так лыжи, что и следа не отыщешь».
Бог их знает какого нет
еще! и жесткий, и мягкий, и даже совсем томный, или, как иные говорят, в неге, или без неги, но пуще, нежели в неге — так вот зацепит за сердце,
да и поведет по всей душе, как будто смычком.
Конечно, никак нельзя было предполагать, чтобы тут относилось что-нибудь к Чичикову; однако ж все, как поразмыслили каждый с своей стороны, как припомнили, что они
еще не знают, кто таков на самом деле есть Чичиков, что он сам весьма неясно отзывался насчет собственного лица, говорил, правда, что потерпел по службе за правду,
да ведь все это как-то неясно, и когда вспомнили при этом, что он даже выразился, будто имел много неприятелей, покушавшихся на жизнь его, то задумались
еще более: стало быть, жизнь его была в опасности, стало быть, его преследовали, стало быть, он ведь сделал же что-нибудь такое…
да кто же он в самом деле такой?
Например, затеявши какое-нибудь благотворительное общество для бедных и пожертвовавши значительные суммы, мы тотчас в ознаменование такого похвального поступка задаем обед всем первым сановникам города, разумеется, на половину всех пожертвованных сумм; на остальные нанимается тут же для комитета великолепная квартира, с отоплением и сторожами, а затем и остается всей суммы для бедных пять рублей с полтиною,
да и тут в распределении этой суммы
еще не все члены согласны между собою, и всякий сует какую-нибудь свою куму.
— Дурак! когда захочу продать, так продам.
Еще пустился в рассужденья! Вот посмотрю я: если ты мне не приведешь сейчас кузнецов
да в два часа не будет все готово, так я тебе такую дам потасовку… сам на себе лица не увидишь! Пошел! ступай!
В продолжение этого времени он имел удовольствие испытать приятные минуты, известные всякому путешественнику, когда в чемодане все уложено и в комнате валяются только веревочки, бумажки
да разный сор, когда человек не принадлежит ни к дороге, ни к сиденью на месте, видит из окна проходящих плетущихся людей, толкующих об своих гривнах и с каким-то глупым любопытством поднимающих глаза, чтобы, взглянув на него, опять продолжать свою дорогу, что
еще более растравляет нерасположение духа бедного неедущего путешественника.
Так что бедный путешественник, переехавший через границу, все
еще в продолжение нескольких минут не мог опомниться и, отирая пот, выступивший мелкою сыпью по всему телу, только крестился
да приговаривал: «Ну, ну!» Положение его весьма походило на положение школьника, выбежавшего из секретной комнаты, куда начальник призвал его, с тем чтобы дать кое-какое наставление, но вместо того высек совершенно неожиданным образом.
Как-то в жарком разговоре, а может быть, несколько и выпивши, Чичиков назвал другого чиновника поповичем, а тот, хотя действительно был попович, неизвестно почему обиделся жестоко и ответил ему тут же сильно и необыкновенно резко, именно вот как: «Нет, врешь, я статский советник, а не попович, а вот ты так попович!» И потом
еще прибавил ему в пику для большей досады: «
Да вот, мол, что!» Хотя он отбрил таким образом его кругом, обратив на него им же приданное название, и хотя выражение «вот, мол, что!» могло быть сильно, но, недовольный сим, он послал
еще на него тайный донос.
Да накупи я всех этих, которые вымерли, пока
еще не подавали новых ревизских сказок, приобрети их, положим, тысячу,
да, положим, опекунский совет даст по двести рублей на душу: вот уж двести тысяч капиталу!
Еще падет обвинение на автора со стороны так называемых патриотов, которые спокойно сидят себе по углам и занимаются совершенно посторонними делами, накопляют себе капитальцы, устроивая судьбу свою на счет других; но как только случится что-нибудь, по мненью их, оскорбительное для отечества, появится какая-нибудь книга, в которой скажется иногда горькая правда, они выбегут со всех углов, как пауки, увидевшие, что запуталась в паутину муха, и подымут вдруг крики: «
Да хорошо ли выводить это на свет, провозглашать об этом?
— Разумеется, я это очень понимаю. Экой дурак старик! Ведь придет же в восемьдесят лет этакая дурь в голову!
Да что, он с виду как? бодр? держится
еще на ногах?
По причине толщины, он уже не мог ни в каком случае потонуть и как бы ни кувыркался, желая нырнуть, вода бы его все выносила наверх; и если бы село к нему на спину
еще двое человек, он бы, как упрямый пузырь, остался с ними на верхушке воды, слегка только под ними покряхтывал
да пускал носом и ртом пузыри.
—
Да так. Все пошли закладывать, так зачем же отставать от других? Говорят, выгодно. Притом же все жил здесь, дай-ка
еще попробую прожить в Москве.
—
Да сделай ты мне свиной сычуг. Положи в середку кусочек льду, чтобы он взбухнул хорошенько.
Да чтобы к осетру обкладка, гарнир-то, гарнир-то чтобы был побогаче! Обложи его раками,
да поджаренной маленькой рыбкой,
да проложи фаршецом из снеточков,
да подбавь мелкой сечки, хренку,
да груздочков,
да репушки,
да морковки,
да бобков,
да нет ли
еще там какого коренья?
Да слава богу, что у нас осталось хотя одно
еще здоровое сословие, которое не познакомилось с этими прихотями!
А если видишь
еще, с какой целью все это творится, как вокруг тебя все множится
да множится, принося плод
да доход.
—
Да что ж тебе? Ну, и ступай, если захотелось! — сказал хозяин и остановился: громко, по всей комнате раздалось храпенье Платонова, а вслед за ним Ярб захрапел
еще громче. Уже давно слышался отдаленный стук в чугунные доски. Дело потянуло за полночь. Костанжогло заметил, что в самом деле пора на покой. Все разбрелись, пожелав спокойного сна друг другу, и не замедлили им воспользоваться.
Я и в университете был, и слушал лекции по всем частям, а искусству и порядку жить не только не выучился, а
еще как бы больше выучился искусству побольше издерживать деньги на всякие новые утонченности
да комфорты, больше познакомился с такими предметами, на которые нужны деньги.
«А мне пусть их все передерутся, — думал Хлобуев, выходя. — Афанасий Васильевич не глуп. Он дал мне это порученье, верно, обдумавши. Исполнить его — вот и все». Он стал думать о дороге, в то время, когда Муразов все
еще повторял в себе: «Презагадочный для меня человек Павел Иванович Чичиков! Ведь если бы с этакой волей и настойчивостью
да на доброе дело!»
Собирайте все пожитки свои —
да и с Богом, не откладывая ни минуту, потому что дело
еще хуже.