Неточные совпадения
На четвертое место явилась очень скоро, трудно сказать утвердительно, кто такая,
дама или девица, родственница, домоводка или просто проживающая
в доме: что-то без чепца, около тридцати лет,
в пестром платке.
Фонари еще не зажигались, кое-где только начинались освещаться окна
домов, а
в переулках и закоулках происходили сцены и разговоры, неразлучные с этим временем во всех городах, где много солдат, извозчиков, работников и особенного рода существ,
в виде
дам в красных шалях и башмаках без чулок, которые, как летучие мыши, шныряют по перекресткам.
— Да будто один Михеев! А Пробка Степан, плотник, Милушкин, кирпичник, Телятников Максим, сапожник, — ведь все пошли, всех продал! — А когда председатель спросил, зачем же они пошли, будучи людьми необходимыми для
дому и мастеровыми, Собакевич отвечал, махнувши рукой: — А! так просто, нашла дурь:
дай, говорю, продам, да и продал сдуру! — Засим он повесил голову так, как будто сам раскаивался
в этом деле, и прибавил: — Вот и седой человек, а до сих пор не набрался ума.
Поутру, ранее даже того времени, которое назначено
в городе N. для визитов, из дверей оранжевого деревянного
дома с мезонином и голубыми колоннами выпорхнула
дама в клетчатом щегольском клоке, [Клок — дамское широкое пальто.] сопровождаемая лакеем
в шинели с несколькими воротниками и золотым галуном на круглой лощеной шляпе.
В этом
доме жила искренняя приятельница приехавшей
дамы.
«Нет, я не так, — говорил Чичиков, очутившись опять посреди открытых полей и пространств, — нет, я не так распоряжусь. Как только,
даст Бог, все покончу благополучно и сделаюсь действительно состоятельным, зажиточным человеком, я поступлю тогда совсем иначе: будет у меня и повар, и
дом, как полная чаша, но будет и хозяйственная часть
в порядке. Концы сведутся с концами, да понемножку всякий год будет откладываться сумма и для потомства, если только Бог пошлет жене плодородье…» — Эй ты — дурачина!
Дай лучше ему средства приютить у себя
в дому ближнего и брата,
дай ему на это денег, помоги всеми силами, а не отлучай его: он совсем отстанет от всяких христианских обязанностей.
Неточные совпадения
Хлестаков. Я, признаюсь, литературой существую. У меня
дом первый
в Петербурге. Так уж и известен:
дом Ивана Александровича. (Обращаясь ко всем.)Сделайте милость, господа, если будете
в Петербурге, прошу, прошу ко мне. Я ведь тоже балы
даю.
— А счастье наше —
в хлебушке: // Я
дома в Белоруссии // С мякиною, с кострикою // Ячменный хлеб жевал; // Бывало, вопишь голосом, // Как роженица корчишься, // Как схватит животы. // А ныне, милость Божия! — // Досыта у Губонина //
Дают ржаного хлебушка, // Жую — не нажуюсь! —
Оборванные нищие, // Послышав запах пенного, // И те пришли доказывать, // Как счастливы они: // — Нас у порога лавочник // Встречает подаянием, // А
в дом войдем, так из
дому // Проводят до ворот… // Чуть запоем мы песенку, // Бежит к окну хозяюшка // С краюхою, с ножом, // А мы-то заливаемся: // «
Давать давай — весь каравай, // Не мнется и не крошится, // Тебе скорей, а нам спорей…»
Ранним утром выступил он
в поход и
дал делу такой вид, как будто совершает простой военный променад. [Промена́д (франц.) — прогулка.] Утро было ясное, свежее, чуть-чуть морозное (дело происходило
в половине сентября). Солнце играло на касках и ружьях солдат; крыши
домов и улицы были подернуты легким слоем инея; везде топились печи и из окон каждого
дома виднелось веселое пламя.
Как бы то ни было, но Беневоленский настолько огорчился отказом, что удалился
в дом купчихи Распоповой (которую уважал за искусство печь пироги с начинкой) и, чтобы
дать исход пожиравшей его жажде умственной деятельности, с упоением предался сочинению проповедей. Целый месяц во всех городских церквах читали попы эти мастерские проповеди, и целый месяц вздыхали глуповцы, слушая их, — так чувствительно они были написаны! Сам градоначальник учил попов, как произносить их.