Неточные совпадения
Оба приятеля очень крепко поцеловались, и Манилов увел своего гостя
в комнату.
Наконец
оба приятеля вошли
в дверь боком и несколько притиснули друг друга.
Оба приятеля, рассуждавшие о приятностях дружеской жизни, остались недвижимы, вперя друг
в друга глаза, как те портреты, которые вешались
в старину один против другого по обеим сторонам зеркала.
Манилов был совершенно растроган.
Оба приятеля долго жали друг другу руку и долго смотрели молча один другому
в глаза,
в которых видны были навернувшиеся слезы. Манилов никак не хотел выпустить руки нашего героя и продолжал жать ее так горячо, что тот уже не знал, как ее выручить. Наконец, выдернувши ее потихоньку, он сказал, что не худо бы купчую совершить поскорее и хорошо бы, если бы он сам понаведался
в город. Потом взял шляпу и стал откланиваться.
Чичиков кинул вскользь два взгляда: комната была обвешана старенькими полосатыми
обоями; картины с какими-то птицами; между окон старинные маленькие зеркала с темными рамками
в виде свернувшихся листьев; за всяким зеркалом заложены были или письмо, или старая колода карт, или чулок; стенные часы с нарисованными цветами на циферблате… невмочь было ничего более заметить.
В продолжение немногих минут они вероятно бы разговорились и хорошо познакомились между собою, потому что уже начало было сделано, и
оба почти
в одно и то же время изъявили удовольствие, что пыль по дороге была совершенно прибита вчерашним дождем и теперь ехать и прохладно и приятно, как вошел чернявый его товарищ, сбросив с головы на стол картуз свой, молодцевато взъерошив рукой свои черные густые волосы.
Выглянувши,
оба лица
в ту же минуту спрятались.
Так совершилось дело.
Оба решили, чтобы завтра же быть
в городе и управиться с купчей крепостью. Чичиков попросил списочка крестьян. Собакевич согласился охотно и тут же, подошед к бюро, собственноручно принялся выписывать всех не только поименно, но даже с означением похвальных качеств.
Местами был он
в один этаж, местами
в два; на темной крыше, не везде надежно защищавшей его старость, торчали два бельведера, один против другого,
оба уже пошатнувшиеся, лишенные когда-то покрывавшей их краски.
Приятели не взошли, а взбежали по лестнице, потому что Чичиков, стараясь избегнуть поддерживанья под руки со стороны Манилова, ускорял шаг, а Манилов тоже, с своей стороны, летел вперед, стараясь не позволить Чичикову устать, и потому
оба запыхались весьма сильно, когда вступили
в темный коридор.
— Вот он вас проведет
в присутствие! — сказал Иван Антонович, кивнув головою, и один из священнодействующих, тут же находившихся, приносивший с таким усердием жертвы Фемиде, что
оба рукава лопнули на локтях и давно лезла оттуда подкладка, за что и получил
в свое время коллежского регистратора, прислужился нашим приятелям, как некогда Виргилий прислужился Данту, [Древнеримский поэт Вергилий (70–19 гг. до н. э.)
в поэме Данте Алигьери (1265–1321) «Божественная комедия» через Ад и Чистилище провожает автора до Рая.] и провел их
в комнату присутствия, где стояли одни только широкие кресла и
в них перед столом, за зерцалом [Зерцало — трехгранная пирамида с указами Петра I, стоявшая на столе во всех присутственных местах.] и двумя толстыми книгами, сидел один, как солнце, председатель.
Председатель принял Чичикова
в объятия, и комната присутствия огласилась поцелуями; спросили друг друга о здоровье; оказалось, что у
обоих побаливает поясница, что тут же было отнесено к сидячей жизни.
Тот же час, отнесши
в комнату фрак и панталоны, Петрушка сошел вниз, и
оба пошли вместе, не говоря друг другу ничего о цели путешествия и балагуря дорогою совершенно о постороннем.
Оба заснули
в ту же минуту, поднявши храп неслыханной густоты, на который барин из другой комнаты отвечал тонким носовым свистом.
Из брички вылезла девка, с платком на голове,
в телогрейке, и хватила
обоими кулаками
в ворота так сильно, хоть бы и мужчине (малый
в куртке из пеструшки [Пеструшка — домотканая пестрая ткань.] был уже потом стащен за ноги, ибо спал мертвецки).
Впрочем, говорят, что и без того была у них ссора за какую-то бабенку, свежую и крепкую, как ядреная репа, по выражению таможенных чиновников; что были даже подкуплены люди, чтобы под вечерок
в темном переулке поизбить нашего героя; но что
оба чиновника были
в дураках и бабенкой воспользовался какой-то штабс-капитан Шамшарев.
— Передавай, передавай, Денис, Козьме! Козьма, бери хвост у Дениса! Фома Большой, напирай туды же, где и Фома Меньшой! Заходи справа, справа заходи! Стой, стой, черт вас побери
обоих! Запутали меня самого
в невод! Зацепили, говорю, проклятые, зацепили за пуп.
Так хорошо и верно видел он многие вещи, так метко и ловко очерчивал
в немногих словах соседей помещиков, так видел ясно недостатки и ошибки всех, так хорошо знал историю разорившихся бар — и почему, и как, и отчего они разорились, так оригинально и метко умел передавать малейшие их привычки, что они
оба были совершенно обворожены его речами и готовы были признать его за умнейшего человека.
И скоро они
оба перестали о нем думать: Платонов — потому, что лениво и полусонно смотрел на положенья людей, так же как и на все
в мире.
Взявши его к себе на руки, начал он приподымать его кверху и тем возбудил
в ребенке приятную усмешку, которая очень обрадовала
обоих родителей.
В самых дверях на лестницу навстречу — Муразов. Луч надежды вдруг скользнул.
В один миг с силой неестественной вырвался он из рук
обоих жандармов и бросился
в ноги изумленному старику.