Неточные совпадения
С полицеймейстером и прокурором Ноздрев тоже
был на «ты» и обращался по-дружески; но, когда
сели играть
в большую игру, полицеймейстер и прокурор чрезвычайно внимательно рассматривали его взятки и следили почти за всякою картою, с которой он ходил.
Есть род людей, известных под именем: люди так себе, ни то ни се, ни
в городе Богдан, ни
в селе Селифан, по словам пословицы.
В столовой уже стояли два мальчика, сыновья Манилова, которые
были в тех летах, когда сажают уже детей за стол, но еще на высоких стульях. При них стоял учитель, поклонившийся вежливо и с улыбкою. Хозяйка
села за свою суповую чашку; гость
был посажен между хозяином и хозяйкою, слуга завязал детям на шею салфетки.
Здесь Чичиков, не дожидаясь, что
будет отвечать на это Ноздрев, скорее за шапку да по-за спиною капитана-исправника выскользнул на крыльцо,
сел в бричку и велел Селифану погонять лошадей во весь дух.
Прежде, давно,
в лета моей юности,
в лета невозвратно мелькнувшего моего детства, мне
было весело подъезжать
в первый раз к незнакомому месту: все равно,
была ли то деревушка, бедный уездный городишка,
село ли, слободка, — любопытного много открывал
в нем детский любопытный взгляд.
Уездный чиновник пройди мимо — я уже и задумывался: куда он идет, на вечер ли к какому-нибудь своему брату или прямо к себе домой, чтобы, посидевши с полчаса на крыльце, пока не совсем еще сгустились сумерки,
сесть за ранний ужин с матушкой, с женой, с сестрой жены и всей семьей, и о чем
будет веден разговор у них
в то время, когда дворовая девка
в монистах или мальчик
в толстой куртке принесет уже после супа сальную свечу
в долговечном домашнем подсвечнике.
Старый, обширный, тянувшийся позади дома сад, выходивший за
село и потом пропадавший
в поле, заросший и заглохлый, казалось, один освежал эту обширную деревню и один
был вполне живописен
в своем картинном опустении.
На это Плюшкин что-то пробормотал сквозь губы, ибо зубов не
было, что именно, неизвестно, но, вероятно, смысл
был таков: «А побрал бы тебя черт с твоим почтением!» Но так как гостеприимство у нас
в таком ходу, что и скряга не
в силах преступить его законов, то он прибавил тут же несколько внятнее: «Прошу покорнейше
садиться!»
Отделавши осетра, Собакевич
сел в кресла и уж более не
ел, не
пил, а только жмурил и хлопал глазами.
Наконец и бричка
была заложена, и два горячие калача, только что купленные, положены туда, и Селифан уже засунул кое-что для себя
в карман, бывший у кучерских козел, и сам герой наконец, при взмахивании картузом полового, стоявшего
в том же демикотоновом сюртуке, при трактирных и чужих лакеях и кучерах, собравшихся позевать, как выезжает чужой барин, и при всяких других обстоятельствах, сопровождающих выезд,
сел в экипаж, — и бричка,
в которой ездят холостяки, которая так долго застоялась
в городе и так, может
быть, надоела читателю, наконец выехала из ворот гостиницы.
Потом
в продолжение некоторого времени пустился на другие спекуляции, именно вот какие: накупивши на рынке съестного,
садился в классе возле тех, которые
были побогаче, и как только замечал, что товарища начинало тошнить, — признак подступающего голода, — он высовывал ему из-под скамьи будто невзначай угол пряника или булки и, раззадоривши его, брал деньги, соображаяся с аппетитом.
Даже как бы еще приятнее стал он
в поступках и оборотах, еще ловче подвертывал под ножку ножку, когда
садился в кресла; еще более
было мягкости
в выговоре речей, осторожной умеренности
в словах и выраженьях, более уменья держать себя и более такту во всем.
— Поприще службы моей, — сказал Чичиков,
садясь в кресла не
в середине, но наискось, и ухватившись рукою за ручку кресел, — началось
в казенной палате, ваше превосходительство; дальнейшее же теченье оной продолжал
в разных местах:
был и
в надворном суде, и
в комиссии построения, и
в таможне.
На другой день до того объелись гости, что Платонов уже не мог ехать верхом; жеребец
был отправлен с конюхом Петуха. Они
сели в коляску. Мордатый пес лениво пошел за коляской: он тоже объелся.
Простая обыкновенная мебель да рояль стоял
в стороне, и тот покрыт
был пылью: как видно, хозяйка редко за него
садилась.
Так, как
был,
в фраке наваринского пламени с дымом, должен
был сесть и, дрожа всем телом, отправился к генерал-губернатору, и жандарм с ним.
Неточные совпадения
Прилетела
в дом // Сизым голубем… // Поклонился мне // Свекор-батюшка, // Поклонилася // Мать-свекровушка, // Деверья, зятья // Поклонилися, // Поклонилися, // Повинилися! // Вы садитесь-ка, // Вы не кланяйтесь, // Вы послушайте. // Что скажу я вам: // Тому кланяться, // Кто сильней меня, — // Кто добрей меня, // Тому славу
петь. // Кому славу
петь? // Губернаторше! // Доброй душеньке // Александровне!
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то, что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель.
Сядем. (Оба
сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько
в свете
быть возможно.
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника стал
в тупик. Ему предстояло одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же некоторое время молчать и выжидать, что
будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний путь, то
есть приступил к дознанию, и
в то же время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать народ и не
поселить в нем несбыточных мечтаний.
Но так как Глупов всем изобилует и ничего, кроме розог и административных мероприятий, не потребляет, другие же страны, как-то:
село Недоедово, деревня Голодаевка и проч.,
суть совершенно голодные и притом до чрезмерности жадные, то естественно, что торговый баланс всегда склоняется
в пользу Глупова.
На другой день, едва позолотило солнце верхи соломенных крыш, как уже войско, предводительствуемое Бородавкиным, вступало
в слободу. Но там никого не
было, кроме заштатного попа, который
в эту самую минуту рассчитывал, не выгоднее ли ему перейти
в раскол. Поп
был древний и скорее способный
поселять уныние, нежели вливать
в душу храбрость.