Неточные совпадения
Тетка покойного деда рассказывала, — а женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом, не во гнев будь сказано, нежели назвать кого красавицею, — что полненькие
щеки козачки были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою,
горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся солнышком; что брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов девушки наши у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись в ясные очи; что ротик, на который глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись, на то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (тогда еще девушки наши не заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками), падали курчавыми кудрями на шитый золотом кунтуш.
Тут он отворотился, насунул набекрень свою шапку и гордо отошел от окошка, тихо перебирая струны бандуры. Деревянная ручка у двери в это время завертелась: дверь распахнулась со скрыпом, и девушка на поре семнадцатой весны, обвитая сумерками, робко оглядываясь и не выпуская деревянной ручки, переступила через порог. В полуясном мраке
горели приветно, будто звездочки, ясные очи; блистало красное коралловое монисто, и от орлиных очей парубка не могла укрыться даже краска, стыдливо вспыхнувшая на
щеках ее.
Тут он приблизился к хате; окно было отперто; лучи месяца проходили чрез него и падали на спящую перед ним Ганну; голова ее оперлась на руку;
щеки тихо
горели; губы шевелились, неясно произнося его имя.
Чудно блещет месяц! Трудно рассказать, как хорошо потолкаться в такую ночь между кучею хохочущих и поющих девушек и между парубками, готовыми на все шутки и выдумки, какие может только внушить весело смеющаяся ночь. Под плотным кожухом тепло; от мороза еще живее
горят щеки; а на шалости сам лукавый подталкивает сзади.
В час, когда вечерняя заря тухнет, еще не являются звезды, не
горит месяц, а уже страшно ходить в лесу: по деревьям царапаются и хватаются за сучья некрещеные дети, рыдают, хохочут, катятся клубом по дорогам и в широкой крапиве; из днепровских волн выбегают вереницами погубившие свои души девы; волосы льются с зеленой головы на плечи, вода, звучно журча, бежит с длинных волос на землю, и дева светится сквозь воду, как будто бы сквозь стеклянную рубашку; уста чудно усмехаются,
щеки пылают, очи выманивают душу… она
сгорела бы от любви, она зацеловала бы…
Обломов с одушевлением писал; перо летало по страницам. Глаза сияли,
щеки горели. Письмо вышло длинно, как все любовные письма: любовники страх как болтливы.
Но тут на Пунина, с которым мы перед тем раз двадцать обнялись (мои
щеки горели от прикосновения его небритой бороды, и весь я был пропитан его запахом), — тут на Пунина нашло внезапное исступление!
Неточные совпадения
Как она переменилась в этот день! бледные
щеки впали, глаза сделались большие, губы
горели.
Волосы ее уже начинали седеть и редеть, маленькие лучистые морщинки уже давно появились около глаз,
щеки впали и высохли от заботы и
горя, и все-таки это лицо было прекрасно.
Катерина Ивановна как будто еще больше похудела в эту неделю, и красные пятна на
щеках ее
горели еще ярче, чем прежде.
Теперь ее глаза были устало прикрыты ресницами, лицо похудело, вытянулось, нездоровый румянец
горел на
щеках, — покашливая, она лежала на кушетке, вытянув ноги, прикрытые клетчатым пледом.
Нехаева встала на ноги, красные пятна на
щеках ее
горели еще ярче, под глазами легли тени, обострив ее скулы и придавая взгляду почти невыносимый блеск. Марина, встречая ее, сердито кричала: