— Не всякий голова голове чета! — произнес с самодовольным видом голова. Рот его покривился, и что-то вроде тяжелого, хриплого смеха, похожего более на гудение отдаленного грома, зазвучало в его устах. — Как думаешь, пан писарь, нужно бы для именитого гостя дать приказ, чтобы
с каждой хаты принесли хоть по цыпленку, ну, полотна, еще кое-чего… А?
Неточные совпадения
На балы если вы едете, то именно для того, чтобы повертеть ногами и позевать в руку; а у нас соберется в одну хату толпа девушек совсем не для балу,
с веретеном,
с гребнями; и сначала будто и делом займутся: веретена шумят, льются песни, и
каждая не подымет и глаз в сторону; но только нагрянут в хату парубки
с скрыпачом — подымется крик, затеется шаль, пойдут танцы и заведутся такие штуки, что и рассказать нельзя.
Своенравная, как она в те упоительные часы, когда верное зеркало так завидно заключает в себе ее полное гордости и ослепительного блеска чело, лилейные плечи и мраморную шею, осененную темною, упавшею
с русой головы волною, когда
с презрением кидает одни украшения, чтобы заменить их другими, и капризам ее конца нет, — она почти
каждый год переменяла свои окрестности, выбирая себе новый путь и окружая себя новыми, разнообразными ландшафтами.
Только
с тех пор
каждый год, и как раз во время ярмарки, черт
с свиною личиною ходит по всей площади, хрюкает и подбирает куски своей свитки.
Взяла кручина наших голубков; а тут и слух по селу, что к Коржу повадился ходить какой-то лях, обшитый золотом,
с усами,
с саблею, со шпорами,
с карманами, бренчавшими, как звонок от мешочка,
с которым пономарь наш, Тарас, отправляется
каждый день по церкви.
Ведь я знаю, что
каждая дрожит под одеялом, как будто бьет ее лихорадка, и рада бы
с головою влезть в тулуп свой.
Боже мой! стук, гром, блеск; по обеим сторонам громоздятся четырехэтажные стены; стук копыт коня, звук колеса отзывались громом и отдавались
с четырех сторон; домы росли и будто подымались из земли на
каждом шагу; мосты дрожали; кареты летали; извозчики, форейторы кричали; снег свистел под тысячью летящих со всех сторон саней; пешеходы жались и теснились под домами, унизанными плошками, и огромные тени их мелькали по стенам, досягая головою труб и крыш.
Все генералы, которые расхаживали довольно спесиво в золотых мундирах, засуетились и
с низкими поклонами, казалось, ловили его
каждое слово и даже малейшее движение, чтобы сейчас лететь выполнять его.
— Срамница! вишь, чем стала попрекать! — гневно возразила баба
с фиолетовым носом. — Молчала бы, негодница! Разве я не знаю, что к тебе дьяк ходит
каждый вечер?
Еще в прошлом году, когда собирался я вместе
с ляхами на крымцев (тогда еще я держал руку этого неверного народа), мне говорил игумен Братского монастыря, — он, жена, святой человек, — что антихрист имеет власть вызывать душу
каждого человека; а душа гуляет по своей воле, когда заснет он, и летает вместе
с архангелами около Божией светлицы.
Впрочем, вы можете его встретить на базаре, где бывает он
каждое утро до девяти часов, выбирает рыбу и зелень для своего стола и разговаривает
с отцом Антипом или
с жидом-откупщиком.
«У меня-с, — говорил он обыкновенно, трепля себя по брюху после
каждого слова, — многие пляшут-с мазурку; весьма многие-с; очень многие-с».
Так городской житель отправляется
каждый день в клуб, не для того, чтобы услышать там что-нибудь новое, но чтобы встретить тех приятелей,
с которыми он уже
с незапамятных времен привык болтать в клубе.
Но деду более всего любо было то, что чумаков
каждый день возов пятьдесят проедет. Народ, знаете, бывалый: пойдет рассказывать — только уши развешивай! А деду это все равно что голодному галушки. Иной раз, бывало, случится встреча
с старыми знакомыми, — деда всякий уже знал, — можете посудить сами, что бывает, когда соберется старье: тара, тара, тогда-то да тогда-то, такое-то да такое-то было… ну, и разольются! вспомянут бог знает когдашнее.
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому
каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом
с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Дай только, боже, чтобы сошло
с рук поскорее, а там-то я поставлю уж такую свечу, какой еще никто не ставил: на
каждую бестию купца наложу доставить по три пуда воску.
За
каждым стулом девочка, // А то и баба
с веткою — // Обмахивает мух. // А под столом мохнатые // Собачки белошерстые. // Барчонки дразнят их…
Солдат опять
с прошением. // Вершками раны смерили // И оценили
каждую // Чуть-чуть не в медный грош. // Так мерил пристав следственный // Побои на подравшихся // На рынке мужиках: // «Под правым глазом ссадина // Величиной
с двугривенный, // В средине лба пробоина // В целковый. Итого: // На рубль пятнадцать
с деньгою // Побоев…» Приравняем ли // К побоищу базарному // Войну под Севастополем, // Где лил солдатик кровь?
У
каждого помещика // Сто гончих в напуску, // У
каждого по дюжине // Борзовщиков верхом, // При
каждом с кашеварами, //
С провизией обоз.