В карету запряжена была четверня
старых вороных лошадей, управляемых здоровенным кучером и огромным форейтором, — и все это, в самом деле, тронулось шагом.
До этой поры
старые вороны и галки вбивали в нас с самой школьной скамьи: «Люби ближнего, как самого себя, и знай, что кротость, послушание и трепет суть первые достоинства человека».
— Нет! — сказал Вяземский, и отуманенный взор его вспыхнул прежнею злобою, — рано мне сдаваться! Ты,
старый ворон, испортил меня! Ты свой тесак в святую воду окунул! Я поставлю за себя бойца, и тогда увидим, чья будет правда!
В ответ что-то заклокотало и захрипело в груди у старухи: потом из ее беззубого, шамкающего рта вырвались странные звуки, то похожие на задыхающееся карканье
старой вороны, то вдруг переходившие в сиплую обрывающуюся фистулу:
Неточные совпадения
Я эту басенку вам былью поясню. // Матрёне, дочери купецкой, мысль припала, // Чтоб в знатную войти родню. // Приданого за ней полмиллиона. // Вот выдали Матрёну за Барона. // Что ж вышло? Новая родня ей колет глаз // Попрёком, что она мещанкой родилась, // А
старая за то, что к знатным приплелась: // И сделалась моя Матрёна // Ни Пава, ни
Ворона.
Кроме обычных для уссурийской тайги желн, орехотворок, соек, пестрых дятлов, диких голубей,
ворон, орлов и поползней здесь, близ реки, на
старых горелых местах, уже успевших зарасти лиственным молодняком, в одиночку держались седоголовые дятлы.
Видел он во сне
старое дуплистое дерево, а на вершине сидели два
ворона и клевали сердцевину.
Мать почти каждый день видела его: круто упираясь дрожащими от натуги ногами в землю, шла пара
вороных лошадей, обе они были
старые, костлявые, головы их устало и печально качались, тусклые глаза измученно мигали.
Вышли в сад. На узкой полосе земли, между двух домов, стояло десятка полтора
старых лип, могучие стволы были покрыты зеленой ватой лишаев, черные голые сучья торчали мертво. И ни одного
вороньего гнезда среди них. Деревья — точно памятники на кладбище. Кроме этих лип, в саду ничего не было, ни куста, ни травы; земля на дорожках плотно утоптана и черна, точно чугунная; там, где из-под жухлой прошлогодней листвы видны ее лысины, она тоже подернута плесенью, как стоячая вода ряской.