— Да… В нынешнем году я стал поопытнее. В прошлом перед общим собранием заблаговременно не запасся деньгами, спустил и свои, и общественные, и не помоги Шмель с отчетами, да Крюковская, тогда же был бы мне крах. Ух, как было жутко. А теперь, через три дня заседание, надо подавать отчеты, а у меня уж сегодня все деньги в сборе. Да-с! Теперь меня Величковскому спутать не придется. Крепко сижу,
сам черт не брат. Все общество передо мной на задних лапках ходит. Чествуют меня и уважают.
Неточные совпадения
— Вот в рассуждении того теперь идет речь, панове добродийство, — да вы, может быть, и
сами лучше это знаете, — что многие запорожцы позадолжались в шинки жидам и своим
братьям столько, что ни один
черт теперь и веры неймет. Потом опять в рассуждении того пойдет речь, что есть много таких хлопцев, которые еще и в глаза
не видали, что такое война, тогда как молодому человеку, — и
сами знаете, панове, — без войны
не можно пробыть. Какой и запорожец из него, если он еще ни разу
не бил бусурмена?
— Как так твоя мать? — пробормотал он,
не понимая. — Ты за что это? Ты про какую мать?.. да разве она… Ах,
черт! Да ведь она и твоя! Ах,
черт! Ну это,
брат, затмение как никогда, извини, а я думал, Иван… Хе-хе-хе! — Он остановился. Длинная, пьяная, полубессмысленная усмешка раздвинула его лицо. И вот вдруг в это
самое мгновение раздался в сенях страшный шум и гром, послышались неистовые крики, дверь распахнулась и в залу влетел Дмитрий Федорович. Старик бросился к Ивану в испуге:
— Верю, потому что ты сказал, но
черт вас возьми опять-таки с твоим
братом Иваном!
Не поймете вы никто, что его и без Катерины Ивановны можно весьма
не любить. И за что я его стану любить,
черт возьми! Ведь удостоивает же он меня
сам ругать. Почему же я его
не имею права ругать?
— Это,
брат, дело надобно вести так, — продолжал он, — чтоб тут
сам черт ничего
не понял. Это,
брат, ты по-приятельски поступил, что передо мной открылся; я эти дела вот как знаю! Я,
брат, во всех этих штуках искусился! Недаром же я бедствовал, недаром три месяца жил в шкапу в уголовной палате: квартиры,
брат,
не было — вот что!
— Ты, боярин, сегодня доброе дело сделал, вызволил нас из рук этих собачьих детей, так мы хотим тебе за добро добром заплатить. Ты, видно, давно на Москве
не бывал, боярин. А мы так знаем, что там деется. Послушай нас, боярин. Коли жизнь тебе
не постыла,
не вели вешать этих
чертей. Отпусти их, и этого беса, Хомяка, отпусти.
Не их жаль, а тебя, боярин. А уж попадутся нам в руки, вот те Христос,
сам повешу их.
Не миновать им осила, только бы
не ты их к
черту отправил, а наш
брат!