Неточные совпадения
— Эй, хлопче! куда же ты, подлец? Поди сюда, поправь мне одеяло! Эй, хлопче, подмости под голову сена! да что, коней
уже напоили? Еще сена! сюда, под
этот бок! да поправь, подлец, хорошенько одеяло! Вот так, еще!
ох!..
—
Ох уж эти брюзгливые! Принципы!.. и весь-то ты на принципах, как на пружинах; повернуться по своей воле не смеет; а по-моему, хорош человек, — вот и принцип, и знать я ничего не хочу. Заметов человек чудеснейший.
Сзади всех подставок поставлена была особо еще одна подставка перед каждым гостем, и на ней лежала целая жареная рыба с загнутым кверху хвостом и головой. Давно я собирался придвинуть ее к себе и протянул было руку, но второй полномочный заметил мое движение. «Эту рыбу почти всегда подают у нас на обедах, — заметил он, — но ее никогда не едят тут, а отсылают гостям домой с конфектами». Одно путное блюдо и было, да и то не едят!
Ох уж эти мне эмблемы да символы!
Яичница (в сторону).
Ох уж эта мне чашка чаю! Вот за что не люблю сватаний — пойдет возня: сегодня нельзя, да пожалуйте завтра, да еще послезавтра на чашку, да нужно еще подумать. А ведь дело дрянь, ничуть не головоломное. Черт побери, я человек должностной, мне некогда.
Неточные совпадения
—
Ох,
уж не знаю! — вскрикнула Соня почти в отчаянии и схватилась за голову. Видно было, что
эта мысль
уж много-много раз в ней самой мелькала, и он только вспугнул опять
эту мысль.
Катерина. Нет, я знаю, что умру.
Ох, девушка, что — то со мной недоброе делается, чудо какое-то! Никогда со мной
этого не было. Что-то во мне такое необыкновенное. Точно я снова жить начинаю, или…
уж и не знаю.
— Вот новость! Обморок! С чего бы! — невольно воскликнул Базаров, опуская Павла Петровича на траву. — Посмотрим, что за штука? — Он вынул платок, отер кровь, пощупал вокруг раны… — Кость цела, — бормотал он сквозь зубы, — пуля прошла неглубоко насквозь, один мускул, vastus externus, задет. Хоть пляши через три недели!.. А обморок!
Ох,
уж эти мне нервные люди! Вишь, кожа-то какая тонкая.
— Избили они его, — сказала она, погладив щеки ладонями, и, глядя на ладони, судорожно усмехалась. — Под утро он говорит мне: «Прости, сволочи они, а не простишь — на той же березе повешусь». — «Нет, говорю, дерево
это не погань, не смей, Иуда, я на
этом дереве муки приняла. И никому, ни тебе, ни всем людям, ни богу никогда обиды моей не прощу».
Ох, не прощу, нет
уж! Семнадцать месяцев держал он меня, все уговаривал, пить начал, потом — застудился зимою…
—
Ох,
уж эти ближние… Больно?