Неточные совпадения
—
Ну, Солопий, вот, как видишь, я
и дочка твоя полюбили друг друга так, что хоть бы
и навеки жить вместе.
— Что ж, Параска, — сказал Черевик, оборотившись
и смеясь к своей дочери, — может,
и в самом деле, чтобы уже, как говорят, вместе
и того… чтобы
и паслись на одной траве! Что? по рукам? А ну-ка, новобранный зять, давай магарычу!
—
Ну, так: ему если пьяница да бродяга, так
и его масти. Бьюсь об заклад, если это не тот самый сорванец, который увязался за нами на мосту. Жаль, что до сих пор он не попадется мне: я бы дала ему знать.
— Нет, это не по-моему: я держу свое слово; что раз сделал, тому
и навеки быть. А вот у хрыча Черевика нет совести, видно,
и на полшеляга: сказал, да
и назад…
Ну, его
и винить нечего, он пень, да
и полно. Все это штуки старой ведьмы, которую мы сегодня с хлопцами на мосту ругнули на все бока! Эх, если бы я был царем или паном великим, я бы первый перевешал всех тех дурней, которые позволяют себя седлать бабам…
—
Ну, Афанасий Иванович! мы попались с вами; народу стучится куча,
и мне почудился кумов голос…
— А
ну, жена, достань-ка там в возу баклажку! — говорил кум приехавшей с ним жене, — мы черпнем ее с добрыми людьми; проклятые бабы понапугали нас так, что
и сказать стыдно.
— Э, кум! оно бы не годилось рассказывать на ночь; да разве уже для того, чтобы угодить тебе
и добрым людям (при сем обратился он к гостям), которым, я примечаю, столько же, как
и тебе, хочется узнать про эту диковину.
Ну, быть так. Слушайте ж!
Как вот раз, под вечерок, приходит какой-то человек: «
Ну, жид, отдавай свитку мою!» Жид сначала было
и не познал, а после, как разглядел, так
и прикинулся, будто в глаза не видал.
—
Ну вот, это ж то
и есть черт!
—
Ну, дочка! пойдем скорее! Хивря с радости, что я продал кобылу, побежала, — говорил он, боязливо оглядываясь по сторонам, — побежала закупать себе плахт
и дерюг всяких, так нужно до приходу ее все кончить!
Ну, если где парубок
и девка живут близко один от другого… сами знаете, что выходит.
Но все бы Коржу
и в ум не пришло что-нибудь недоброе, да раз —
ну, это уже
и видно, что никто другой, как лукавый дернул, — вздумалось Петрусю, не обсмотревшись хорошенько в сенях, влепить поцелуй, как говорят, от всей души, в розовые губки козачки,
и тот же самый лукавый, — чтоб ему, собачьему сыну, приснился крест святой! — настроил сдуру старого хрена отворить дверь хаты.
И толпа шумно понеслась по улицам.
И благочестивые старушки, пробужденные криком, подымали окошки
и крестились сонными руками, говоря: «
Ну, теперь гуляют парубки!»
—
Ну, сват, вспомнил время! Тогда от Кременчуга до самых Ромен не насчитывали
и двух винниц. А теперь… Слышал ли ты, что повыдумали проклятые немцы? Скоро, говорят, будут курить не дровами, как все честные христиане, а каким-то чертовским паром. — Говоря эти слова, винокур в размышлении глядел на стол
и на расставленные на нем руки свои. — Как это паром — ей-богу, не знаю!
— Не всякий голова голове чета! — произнес с самодовольным видом голова. Рот его покривился,
и что-то вроде тяжелого, хриплого смеха, похожего более на гудение отдаленного грома, зазвучало в его устах. — Как думаешь, пан писарь, нужно бы для именитого гостя дать приказ, чтобы с каждой хаты принесли хоть по цыпленку,
ну, полотна, еще кое-чего… А?
— Свадьбу? Дал бы я тебе свадьбу!..
Ну, да для именитого гостя… завтра вас поп
и обвенчает. Черт с вами! Пусть комиссар увидит, что значит исправность!
Ну, ребята, теперь спать! Ступайте по домам!.. Сегодняшний случай припомнил мне то время, когда я… — При сих словах голова пустил обыкновенный свой важный
и значительный взгляд исподлобья.
—
Ну, теперь пойдет голова рассказывать, как вез царицу! — сказал Левко
и быстрыми шагами
и радостно спешил к знакомой хате, окруженной низенькими вишнями. «Дай тебе бог небесное царство, добрая
и прекрасная панночка, — думал он про себя. — Пусть тебе на том свете вечно усмехается между ангелами святыми! Никому не расскажу про диво, случившееся в эту ночь; тебе одной только, Галю, передам его. Ты одна только поверишь мне
и вместе со мною помолишься за упокой души несчастной утопленницы!»
А как еще впутается какой-нибудь родич, дед или прадед, —
ну, тогда
и рукой махни: чтоб мне поперхнулось за акафистом великомученице Варваре, если не чудится, что вот-вот сам все это делаешь, как будто залез в прадедовскую душу или прадедовская душа шалит в тебе…
Ну, сами знаете, что в тогдашние времена если собрать со всего Батурина грамотеев, то нечего
и шапки подставлять, — в одну горсть можно было всех уложить.
Возле коровы лежал гуляка парубок с покрасневшим, как снегирь, носом; подале храпела, сидя, перекупка, с кремнями, синькою, дробью
и бубликами; под телегою лежал цыган; на возу с рыбой — чумак; на самой дороге раскинул ноги бородач москаль с поясами
и рукавицами…
ну, всякого сброду, как водится по ярмаркам.
Вот
и мостик! «
Ну, тут одна только чертовская таратайка разве проедет».
«
Ну, это еще не совсем худо, — подумал дед, завидевши на столе свинину, колбасы, крошеный с капустой лук
и много всяких сластей, — видно, дьявольская сволочь не держит постов».
«
Ну, думает, ведьма подтасовала; теперь я сам буду сдавать». Сдал. Засветил козыря. Поглядел на карты: масть хоть куда, козыри есть.
И сначала дело шло как нельзя лучше; только ведьма — пятерик с королями! У деда на руках одни козыри; не думая, не гадая долго, хвать королей по усам всех козырями.
А тот…
ну, бог с ним! он думает, что без его сказок
и обойтиться нельзя.
— Смейся, смейся! — говорил кузнец, выходя вслед за ними. — Я сам смеюсь над собою! Думаю,
и не могу вздумать, куда девался ум мой. Она меня не любит, —
ну, бог с ней! будто только на всем свете одна Оксана. Слава богу, дивчат много хороших
и без нее на селе. Да что Оксана? с нее никогда не будет доброй хозяйки; она только мастерица рядиться. Нет, полно, пора перестать дурачиться.
— А, Вакула, ты тут! здравствуй! — сказала красавица с той же самой усмешкой, которая чуть не сводила Вакулу с ума. —
Ну, много наколядовал? Э, какой маленький мешок! А черевики, которые носит царица, достал? достань черевики, выйду замуж! —
И, засмеявшись, убежала с толпою.
Как вкопанный стоял кузнец на одном месте. «Нет, не могу; нет сил больше… — произнес он наконец. — Но боже ты мой, отчего она так чертовски хороша? Ее взгляд,
и речи,
и все,
ну вот так
и жжет, так
и жжет… Нет, невмочь уже пересилить себя! Пора положить конец всему: пропадай душа, пойду утоплюсь в пролубе,
и поминай как звали!»
— Чего ж вы испугались? посмотрим. А ну-ка, чоловиче, прошу не погневиться, что не называем по имени
и отчеству, вылезай из мешка!
— Дегтем лучше! — сказал голова. —
Ну, прощай, Чуб! —
И, нахлобучив капелюхи, вышел из хаты.
Ну, недоволен, зачем
и приезжать.
Ну, дай Бог ему здоровья, человек он был всегда добрый для меня, взял
и списал.
Невозможно описать, что происходило со мною: в ухе так
и щекочет, так
и щекочет…
ну, хоть на стену!
—
Ну что? выманил у старого лиходея запись? — Таким вопросом встретила Ивана Федоровича тетушка, которая с нетерпением дожидалась его уже несколько часов на крыльце
и не вытерпела наконец, чтоб не выбежать за ворота.
—
И ты поверил ему! Врет он, проклятый! Когда-нибудь попаду, право, поколочу его собственными руками. О, я ему поспущу жиру! Впрочем, нужно наперед поговорить с нашим подсудком, нельзя ли судом с него стребовать… Но не об этом теперь дело.
Ну, что ж, обед был хороший?
— А! — сказала тетушка
и посмотрела пристально на Ивана Федоровича, который, покраснев, потупил глаза в землю. Новая мысль быстро промелькнула в ее голове. —
Ну, что ж? — спросила она с любопытством
и живо, — какие у ней брови?
— А! — сказала тетушка, будучи довольна замечанием Ивана Федоровича, который, однако ж, не имел
и в мыслях сказать этим комплимент. — Какое ж было на ней платье? хотя, впрочем, теперь трудно найти таких плотных материй, какая вот хоть бы, например, у меня на этом капоте. Но не об этом дело.
Ну, что ж, ты говорил о чем-нибудь с нею?
—
Ну вот, уже
и обиделся! — сказала тетушка. «Ще молода дытына, — подумала она про себя, — ничего не знает! нужно их свести вместе, пусть познакомятся!»
— Слушай, Омелько! коням дай прежде отдохнуть хорошенько, а не веди тотчас, распрягши, к водопою! они лошади горячие.
Ну, Иван Федорович, — продолжала, вылезая, тетушка, — я советую тебе хорошенько подумать об этом. Мне еще нужно забежать в кухню, я позабыла Солохе заказать ужин, а она негодная, я думаю, сама
и не подумала об этом.
Ну, оно притом же
и прибыльно.
Но деду более всего любо было то, что чумаков каждый день возов пятьдесят проедет. Народ, знаете, бывалый: пойдет рассказывать — только уши развешивай! А деду это все равно что голодному галушки. Иной раз, бывало, случится встреча с старыми знакомыми, — деда всякий уже знал, — можете посудить сами, что бывает, когда соберется старье: тара, тара, тогда-то да тогда-то, такое-то да такое-то было…
ну,
и разольются! вспомянут бог знает когдашнее.
Раз, —
ну вот, право, как будто теперь случилось, — солнце стало уже садиться; дед ходил по баштану
и снимал с кавунов листья, которыми прикрывал их днем, чтоб не попеклись на солнце.
Ну, нечего сказать, танцевать-то он танцевал так, хоть бы
и с гетьманшею.
Ну, как наделать страму перед чумаками? Пустился снова
и начал чесать дробно, мелко, любо глядеть; до середины — нет! не вытанцывается, да
и полно!
— Вишь! — стал дед
и руками подперся в боки,
и глядит: свечка потухла; вдали
и немного подалее загорелась другая. — Клад! — закричал дед. — Я ставлю бог знает что, если не клад! —
и уже поплевал было в руки, чтобы копать, да спохватился, что нет при нем ни заступа, ни лопаты. — Эх, жаль!
ну, кто знает, может быть, стоит только поднять дерн, а он тут
и лежит, голубчик! Нечего делать, назначить, по крайней мере, место, чтобы не позабыть после!
Вот, перетянувши сломленную, видно вихрем, порядочную ветку дерева, навалил он ее на ту могилку, где горела свечка,
и пошел по дорожке. Молодой дубовый лес стал редеть; мелькнул плетень. «
Ну, так! не говорил ли я, — подумал дед, — что это попова левада? Вот
и плетень его! теперь
и версты нет до баштана».
—
Ну, разом, разом! еще, еще! —
и вытащил! — Ух! Теперь понюхать табаку!
Глядь — дед.
Ну, кто его знает! Ей-богу, думали, что бочка лезет. Признаюсь, хоть оно
и грешно немного, а, право, смешно показалось, когда седая голова деда вся была окунута в помои
и обвешана корками с арбузов
и дыней.
— Вишь, чертова баба! — сказал дед, утирая голову полою, — как опарила! как будто свинью перед Рождеством!
Ну, хлопцы, будет вам теперь на бублики! Будете, собачьи дети, ходить в золотых жупанах! Посмотрите-ка, посмотрите сюда, что я вам принес! — сказал дед
и открыл котел.
Что ж бы, вы думали, такое там было?
ну, по малой мере, подумавши, хорошенько, а? золото? Вот то-то, что не золото: сор, дрязг… стыдно сказать, что такое. Плюнул дед, кинул котел
и руки после того вымыл.