«Ну, думает, ведьма подтасовала; теперь я сам буду сдавать». Сдал. Засветил козыря. Поглядел на карты: масть хоть куда, козыри есть. И сначала дело шло
как нельзя лучше; только ведьма — пятерик с королями! У деда на руках одни козыри; не думая, не гадая долго, хвать королей по усам всех козырями.
Месяца четыре все шло
как нельзя лучше. Григорий Александрович, я уж, кажется, говорил, страстно любил охоту: бывало, так его в лес и подмывает за кабанами или козами, — а тут хоть бы вышел за крепостной вал. Вот, однако же, смотрю, он стал снова задумываться, ходит по комнате, загнув руки назад; потом раз, не сказав никому, отправился стрелять, — целое утро пропадал; раз и другой, все чаще и чаще… «Нехорошо, — подумал я, — верно, между ними черная кошка проскочила!»
Еще не успеешь открыть рта, как они уже готовы спорить и, кажется, никогда не согласятся на то, что явно противуположно их образу мыслей, что никогда не назовут глупого умным и что в особенности не согласятся плясать по чужой дудке; а кончится всегда тем, что в характере их окажется мягкость, что они согласятся именно на то, что отвергали, глупое назовут умным и пойдут потом поплясывать
как нельзя лучше под чужую дудку, — словом, начнут гладью, а кончат гадью.
— Студенческое движение насквозь эмоционально, тут просто «кровь кипит, сил избыток». Но не следует упускать из вида, что тут скрыта серьезная опасность: романтизм народников
как нельзя лучше отвечает настроению студенчества. И, так как народники снова мечтают о терроре… — осторожно намекал он.
Неточные совпадения
Свияжский переносил свою неудачу весело. Это даже не была неудача для него,
как он и сам сказал, с бокалом обращаясь к Неведовскому:
лучше нельзя было найти представителя того нового направления, которому должно последовать дворянство. И потому всё честное,
как он сказал, стояло на стороне нынешнего успеха и торжествовало его.
«Всё-таки он
хороший человек, правдивый, добрый и замечательный в своей сфере, — говорила себе Анна, вернувшись к себе,
как будто защищая его пред кем-то, кто обвинял его и говорил, что его
нельзя любить. Но что это уши у него так странно выдаются! Или он обстригся?»
— Очень рад, — сказал он и спросил про жену и про свояченицу. И по странной филиации мыслей, так
как в его воображении мысль о свояченице Свияжского связывалась с браком, ему представилось, что никому
лучше нельзя рассказать своего счастья,
как жене и свояченице Свияжского, и он очень был рад ехать к ним.
— Если тебе хочется, съезди, но я не советую, — сказал Сергей Иванович. — То есть, в отношении ко мне, я этого не боюсь, он тебя не поссорит со мной; но для тебя, я советую тебе
лучше не ездить. Помочь
нельзя. Впрочем, делай
как хочешь.
Ему и в голову не приходило подумать, чтобы разобрать все подробности состояния больного, подумать о том,
как лежало там, под одеялом, это тело,
как, сгибаясь, уложены были эти исхудалые голени, кострецы, спина и
нельзя ли как-нибудь
лучше уложить их, сделать что-нибудь, чтобы было хоть не
лучше, но менее дурно.