Неточные совпадения
Пусть лучше, как доживу, если даст Бог,
до нового году и выпущу другую книжку, тогда можно будет постращать выходцами с
того света и дивами, какие творились в старину в православной стороне нашей.
Да, лет тридцать будет назад
тому, когда дорога, верст за десять
до местечка Сорочинец, кипела народом, поспешавшим со всех окрестных и дальних хуторов на ярмарку.
— Ну, так: ему если пьяница да бродяга, так и его масти. Бьюсь об заклад, если это не
тот самый сорванец, который увязался за нами на мосту. Жаль, что
до сих пор он не попадется мне: я бы дала ему знать.
С утра
до вечера
то и дело, что сидит в шинке!..
За Фомою Григорьевичем водилась особенного рода странность: он
до смерти не любил пересказывать одно и
то же.
Увидел Корж мешки и — разнежился: «Сякой, такой Петрусь, немазаный! да я ли не любил его? да не был ли у меня он как сын родной?» — и понес хрыч небывальщину, так что
того до слез разобрало.
— А что
до этого дьявола в вывороченном тулупе,
то его, в пример другим, заковать в кандалы и наказать примерно. Пусть знают, что значит власть! От кого же и голова поставлен, как не от царя? Потом доберемся и
до других хлопцев: я не забыл, как проклятые сорванцы вогнали в огород стадо свиней, переевших мою капусту и огурцы; я не забыл, как чертовы дети отказались вымолотить мое жито; я не забыл… Но провались они, мне нужно непременно узнать, какая это шельма в вывороченном тулупе.
— «Приказ голове, Евтуху Макогоненку. Дошло
до нас, что ты, старый дурак, вместо
того чтобы собрать прежние недоимки и вести на селе порядок, одурел и строишь пакости…»
— Вот что! — сказал голова, разинувши рот. — Слышите ли вы, слышите ли: за все с головы спросят, и потому слушаться! беспрекословно слушаться! не
то, прошу извинить… А тебя, — продолжал он, оборотясь к Левку, — вследствие приказания комиссара, — хотя чудно мне, как это дошло
до него, — я женю; только наперед попробуешь ты нагайки! Знаешь —
ту, что висит у меня на стене возле покута? Я поновлю ее завтра… Где ты взял эту записку?
Сообразя все, дед заключил, что, верно, черт приходил пешком, а как
до пекла не близко,
то и стянул его коня.
Об возне своей с чертями дед и думать позабыл, и если случалось, что кто-нибудь и напоминал об этом,
то дед молчал, как будто не
до него и дело шло, и великого стоило труда упросить его пересказать все, как было.
Мороз увеличился, и вверху так сделалось холодно, что черт перепрыгивал с одного копытца на другое и дул себе в кулак, желая сколько-нибудь отогреть мерзнувшие руки. Не мудрено, однако ж, и смерзнуть
тому, кто толкался от утра
до утра в аду, где, как известно, не так холодно, как у нас зимою, и где, надевши колпак и ставши перед очагом, будто в самом деле кухмистр, поджаривал он грешников с таким удовольствием, с каким обыкновенно баба жарит на рождество колбасу.
В самом деле, едва только поднялась метель и ветер стал резать прямо в глаза, как Чуб уже изъявил раскаяние и, нахлобучивая глубже на голову капелюхи, [Капелюха — шапка с наушниками.] угощал побранками себя, черта и кума. Впрочем, эта досада была притворная. Чуб очень рад был поднявшейся метели.
До дьяка еще оставалось в восемь раз больше
того расстояния, которое они прошли. Путешественники поворотили назад. Ветер дул в затылок; но сквозь метущий снег ничего не было видно.
Оттолкнувши вареник и вытерши губы, кузнец начал размышлять о
том, какие чудеса бывают на свете и
до каких мудростей доводит человека нечистая сила, заметя притом, что один только Пацюк может помочь ему.
Глянул в лицо — и лицо стало переменяться: нос вытянулся и повиснул над губами; рот в минуту раздался
до ушей; зуб выглянул изо рта, нагнулся на сторону, — и стал перед ним
тот самый колдун, который показался на свадьбе у есаула.
Еще
до Карпатских гор услышишь русскую молвь, и за горами еще кой-где отзовется как будто родное слово; а там уже и вера не
та, и речь не
та.
Нередко бывало по всему миру, что земля тряслась от одного конца
до другого:
то оттого делается, толкуют грамотные люди, что есть где-то близ моря гора, из которой выхватывается пламя и текут горящие реки.
Есть между горами провал, в провале дна никто не видал; сколько от земли
до неба, столько
до дна
того провала.
Наконец Иван Федорович получил отставку с чином поручика, нанял за сорок рублей жида от Могилева
до Гадяча и сел в кибитку в
то самое время, когда деревья оделись молодыми, еще редкими листьями, вся земля ярко зазеленела свежею зеленью и по всему полю пахло весною.
Но если бы он захотел позавтракать, как обыкновенно завтракают порядочные люди,
то сохранил бы в ненарушимости свой аппетит
до другого случая.
— Хорошенько, хорошенько перетряси сено! — говорил Григорий Григорьевич своему лакею. — Тут сено такое гадкое, что,
того и гляди, как-нибудь попадет сучок. Позвольте, милостивый государь, пожелать спокойной ночи! Завтра уже не увидимся: я выезжаю
до зари. Ваш жид будет шабашовать, потому что завтра суббота, и потому вам нечего вставать рано. Не забудьте же моей просьбы; и знать вас не хочу, когда не приедете в село Хортыще.
— Тебе, любезный Иван Федорович, — так она начала, — известно, что в твоем хуторе осьмнадцать душ; впрочем, это по ревизии, а без
того, может, наберется больше, может, будет
до двадцати четырех. Но не об этом дело. Ты знаешь
тот лесок, что за нашею левадою, и, верно, знаешь за
тем же лесом широкий луг: в нем двадцать без малого десятин; а травы столько, что можно каждый год продавать больше чем на сто рублей, особенно если, как говорят, в Гадяче будет конный полк.
Если разговор касался важных и благочестивых предметов,
то Иван Иванович вздыхал после каждого слова, кивая слегка головою; ежели
до хозяйственных,
то высовывал голову из своей брички и делал такие мины, глядя на которые, кажется, можно было прочитать, как нужно делать грушевый квас, как велики
те дыни, о которых он говорил, и как жирны
те гуси, которые бегают у него по двору.
Вот, перетянувши сломленную, видно вихрем, порядочную ветку дерева, навалил он ее на
ту могилку, где горела свечка, и пошел по дорожке. Молодой дубовый лес стал редеть; мелькнул плетень. «Ну, так! не говорил ли я, — подумал дед, — что это попова левада? Вот и плетень его! теперь и версты нет
до баштана».
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки,
то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же
до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек,
то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Городничий (с неудовольствием).А, не
до слов теперь! Знаете ли, что
тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — //
До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да
тот был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по миру, // Не отойдя сосет!
Влас наземь опускается. // «Что так?» — спросили странники. // — Да отдохну пока! // Теперь не скоро князюшка // Сойдет с коня любимого! // С
тех пор, как слух прошел, // Что воля нам готовится, // У князя речь одна: // Что мужику у барина //
До светопреставления // Зажату быть в горсти!..
Глеб — он жаден был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет,
до недавних дней // Восемь тысяч душ закрепил злодей, // С родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за
то тебе вечно маяться!