Неточные совпадения
Это привело
в стыд наших храбрецов и заставило их ободриться; кум хлебнул из кружки и
начал рассказывать далее...
И
начала притопывать ногами, все, чем далее, смелее; наконец левая рука ее опустилась и уперлась
в бок, и она пошла танцевать, побрякивая подковами, держа перед собою зеркало и напевая любимую свою песню...
Начнут, бывало, наряжаться
в хари — боже ты мой, на человека не похожи!
А тут с половиною его тоже диво: только что
начала она замешивать тесто
в огромной диже, вдруг дижа выпрыгнула.
— Гуляй, козацкая голова! — говорил дюжий повеса, ударив ногою
в ногу и хлопнув руками. — Что за роскошь! Что за воля! Как
начнешь беситься — чудится, будто поминаешь давние годы. Любо, вольно на сердце; а душа как будто
в раю. Гей, хлопцы! Гей, гуляй!..
Сказавши это, высыпал он горячую золу из трубки
в пук соломы и
начал раздувать ее. Отчаяние придало
в это время духу бедной свояченице, громко стала она умолять и разуверять их.
Между тем
в ятках
начало мало-помалу шевелиться: жидовки стали побрякивать фляжками; дым покатило то там, то сям кольцами, и запах горячих сластен понесся по всему табору.
Доброму человеку не только развернуться, приударить горлицы или гопака, прилечь даже негде было, когда
в голову заберется хмель и ноги
начнут писать покой [Покой — название буквы «п»
в старинной русской азбуке.] — он — по.
Старуха моя
начала было говорить, что нужно наперед хорошенько вымыть яблоки, потом намочить
в квасу, а потом уже… «Ничего из этого не будет! — подхватил полтавец, заложивши руку
в гороховый кафтан свой и прошедши важным шагом по комнате, — ничего не будет!
Может быть, эти самые хитрости и сметливость ее были виною, что кое-где
начали поговаривать старухи, особливо когда выпивали где-нибудь на веселой сходке лишнее, что Солоха точно ведьма; что парубок Кизяколупенко видел у нее сзади хвост величиною не более бабьего веретена; что она еще
в позапрошлый четверг черною кошкою перебежала дорогу; что к попадье раз прибежала свинья, закричала петухом, надела на голову шапку отца Кондрата и убежала назад.
Он не преминул рассказать, как летом, перед самою петровкою, когда он лег спать
в хлеву, подмостивши под голову солому, видел собственными глазами, что ведьма, с распущенною косою,
в одной рубашке,
начала доить коров, а он не мог пошевельнуться, так был околдован; подоивши коров, она пришла к нему и помазала его губы чем-то таким гадким, что он плевал после того целый день.
Вылезши из печки и оправившись, Солоха, как добрая хозяйка,
начала убирать и ставить все к своему месту, но мешков не тронула: «Это Вакула принес, пусть же сам и вынесет!» Черт между тем, когда еще влетал
в трубу, как-то нечаянно оборотившись, увидел Чуба об руку с кумом, уже далеко от избы.
Черт всплеснул руками и
начал от радости галопировать на шее кузнеца. «Теперь-то попался кузнец! — думал он про себя, — теперь-то я вымещу на тебе, голубчик, все твои малеванья и небылицы, взводимые на чертей! Что теперь скажут мои товарищи, когда узнают, что самый набожнейший из всего села человек
в моих руках?» Тут черт засмеялся от радости, вспомнивши, как будет дразнить
в аде все хвостатое племя, как будет беситься хромой черт, считавшийся между ними первым на выдумки.
Тут икотка, которая не переставала мучить голову во все время сидения его
в мешке, так усилилась, что он
начал икать и кашлять во все горло.
Кареты остановились перед дворцом. Запорожцы вышли, вступили
в великолепные сени и
начали подыматься на блистательно освещенную лестницу.
Но, однако ж, успокоив себя тем, что
в следующую неделю исповедается
в этом попу и с сегодняшнего же дня
начнет бить по пятидесяти поклонов через весь год, заглянул он
в хату; но
в ней не было никого.
Не рано проснулся Бурульбаш после вчерашнего веселья и, проснувшись, сел
в углу на лавке и
начал наточивать новую, вымененную им, турецкую саблю; а пани Катерина принялась вышивать золотом шелковый рушник. Вдруг вошел Катеринин отец, рассержен, нахмурен, с заморскою люлькою
в зубах, приступил к дочке и сурово стал выспрашивать ее: что за причина тому, что так поздно воротилась она домой.
Сел и стал писать листы
в козацкое войско; а пани Катерина
начала качать ногою люльку, сидя на лежанке.
Но ему некогда глядеть, смотрит ли кто
в окошко или нет. Он пришел пасмурен, не
в духе, сдернул со стола скатерть — и вдруг по всей комнате тихо разлился прозрачно-голубой свет. Только не смешавшиеся волны прежнего бледно-золотого переливались, ныряли, словно
в голубом море, и тянулись слоями, будто на мраморе. Тут поставил он на стол горшок и
начал кидать
в него какие-то травы.
Уже очищается двор, уже
начали разбегаться ляхи; уже обдирают козаки с убитых золотые жупаны и богатую сбрую; уже пан Данило сбирается
в погоню, и взглянул, чтобы созвать своих… и весь закипел от ярости: ему показался Катеринин отец.
Гость
начал рассказывать между тем, как пан Данило,
в час откровенной беседы, сказал ему: «Гляди, брат Копрян: когда волею Божией не будет меня на свете, возьми к себе жену, и пусть будет она твоею женою…»
Иван Федорович, будучи совершенно уверен
в благоразумии тетушки,
начал по-прежнему исполнять свою службу.
Иван Федорович, зная все это, заблаговременно запасся двумя вязками бубликов и колбасою и, спросивши рюмку водки,
в которой не бывает недостатка ни
в одном постоялом дворе,
начал свой ужин, усевшись на лавке перед дубовым столом, неподвижно вкопанным
в глиняный пол.
— Тебе, любезный Иван Федорович, — так она
начала, — известно, что
в твоем хуторе осьмнадцать душ; впрочем, это по ревизии, а без того, может, наберется больше, может, будет до двадцати четырех. Но не об этом дело. Ты знаешь тот лесок, что за нашею левадою, и, верно, знаешь за тем же лесом широкий луг:
в нем двадцать без малого десятин; а травы столько, что можно каждый год продавать больше чем на сто рублей, особенно если, как говорят,
в Гадяче будет конный полк.
Он, надобно тебе объявить, еще тебя не было на свете, как
начал ездить к твоей матушке; правда,
в такое время, когда отца твоего не бывало дома.
После сего последовало всеобщее лобызание. Когда же уселись
в гостиной, то старушка хозяйка
начала...
Начал прищуривать глаза — место, кажись, не совсем незнакомое: сбоку лес, из-за леса торчал какой-то шест и виделся прочь далеко
в небе. Что за пропасть! да это голубятня, что у попа
в огороде! С другой стороны тоже что-то сереет; вгляделся: гумно волостного писаря. Вот куда затащила нечистая сила! Поколесивши кругом, наткнулся он на дорожку. Месяца не было; белое пятно мелькало вместо него сквозь тучу. «Быть завтра большому ветру!» — подумал дед. Глядь,
в стороне от дорожки на могилке вспыхнула свечка.
Поздненько, однако ж, пришел он домой и галушек не захотел есть. Разбудивши брата Остапа, спросил только, давно ли уехали чумаки, и завернулся
в тулуп. И когда тот
начал было спрашивать...
На другой день проснулся, смотрю: уже дед ходит по баштану как ни
в чем не бывало и прикрывает лопухом арбузы. За обедом опять старичина разговорился, стал пугать меньшего брата, что он обменяет его на кур вместо арбуза; а пообедавши, сделал сам из дерева пищик и
начал на нем играть; и дал нам забавляться дыню, свернувшуюся
в три погибели, словно змею, которую называл он турецкою. Теперь таких дынь я нигде и не видывал. Правда, семена ему что-то издалека достались.
Потихоньку побежал он, поднявши заступ вверх, как будто бы хотел им попотчевать кабана, затесавшегося на баштан, и остановился перед могилкою. Свечка погасла, на могиле лежал камень, заросший травою. «Этот камень нужно поднять!» — подумал дед и
начал обкапывать его со всех сторон. Велик проклятый камень! вот, однако ж, упершись крепко ногами
в землю, пихнул он его с могилы. «Гу!» — пошло по долине. «Туда тебе и дорога! Теперь живее пойдет дело».