Неточные совпадения
— Вот как раз до того теперь, чтобы женихов отыскивать! Дурень, дурень! тебе, верно, и на роду написано остаться таким! Где ж таки ты видел, где ж таки ты слышал, чтобы
добрый человек бегал теперь за женихами? Ты подумал бы лучше, как пшеницу с рук сбыть; хорош должен
быть и жених там! Думаю, оборваннейший из всех голодрабцев.
— Э, кум! оно бы не годилось рассказывать на ночь; да разве уже для того, чтобы угодить тебе и
добрым людям (при сем обратился он к гостям), которым, я примечаю, столько же, как и тебе, хочется узнать про эту диковину. Ну,
быть так. Слушайте ж!
Может
быть, на него нашла блажь сделать какое-нибудь
доброе дело, ну и указали двери.
— Вот, как видишь, — продолжал Черевик, оборотясь к Грицьку, — наказал бог, видно, за то, что провинился перед тобою. Прости,
добрый человек! Ей-Богу, рад бы
был сделать все для тебя… Но что прикажешь? В старухе дьявол сидит!
Бедность не бедность: потому что тогда козаковал почти всякий и набирал в чужих землях немало
добра; а больше оттого, что незачем
было заводиться порядочною хатою.
Вот теперь на этом самом месте, где стоит село наше, кажись, все спокойно; а ведь еще не так давно, еще покойный отец мой и я запомню, как мимо развалившегося шинка, который нечистое племя долго после того поправляло на свой счет,
доброму человеку пройти нельзя
было.
— А для чего она мне? Другое дело, если бы что
доброе было.
—
Добро ты, одноглазый сатана! — вскричала она, приступив к голове, который попятился назад и все еще продолжал ее мерять своим глазом. — Я знаю твой умысел: ты хотел, ты рад
был случаю сжечь меня, чтобы свободнее
было волочиться за дивчатами, чтобы некому
было видеть, как дурачится седой дед. Ты думаешь, я не знаю, о чем говорил ты сего вечера с Ганною? О! я знаю все. Меня трудно провесть и не твоей бестолковой башке. Я долго терплю, но после не прогневайся…
Доброму человеку не только развернуться, приударить горлицы или гопака, прилечь даже негде
было, когда в голову заберется хмель и ноги начнут писать покой [Покой — название буквы «п» в старинной русской азбуке.] — он — по.
Месяц величаво поднялся на небо посветить
добрым людям и всему миру, чтобы всем
было весело колядовать и славить Христа.
Но зато сзади он
был настоящий губернский стряпчий в мундире, потому что у него висел хвост, такой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды; только разве по козлиной бороде под мордой, по небольшим рожкам, торчавшим на голове, и что весь
был не белее трубочиста, можно
было догадаться, что он не немец и не губернский стряпчий, а просто черт, которому последняя ночь осталась шататься по белому свету и выучивать грехам
добрых людей.
— Я помню, — продолжал все так же Чуб, — мне покойный шинкарь Зозуля раз привез табаку из Нежина. Эх, табак
был!
добрый табак
был! Так что же, кум, как нам
быть? ведь темно на дворе.
А пойдет ли, бывало, Солоха в праздник в церковь, надевши яркую плахту с китайчатою запаскою, а сверх ее синюю юбку, на которой сзади нашиты
были золотые усы, и станет прямо близ правого крылоса, то дьяк уже верно закашливался и прищуривал невольно в ту сторону глаза; голова гладил усы, заматывал за ухо оселедец и говорил стоявшему близ его соседу: «Эх,
добрая баба! черт-баба!»
— К тебе пришел, Пацюк, дай Боже тебе всего,
добра всякого в довольствии, хлеба в пропорции! — Кузнец иногда умел ввернуть модное слово; в том он понаторел в бытность еще в Полтаве, когда размалевывал сотнику дощатый забор. — Пропадать приходится мне, грешному! ничто не помогает на свете! Что
будет, то
будет, приходится просить помощи у самого черта. Что ж, Пацюк? — произнес кузнец, видя неизменное его молчание, — как мне
быть?
— Постой, голубчик! — закричал кузнец, — а вот это как тебе покажется? — При сем слове он сотворил крест, и черт сделался так тих, как ягненок. — Постой же, — сказал он, стаскивая его за хвост на землю, —
будешь ты у меня знать подучивать на грехи
добрых людей и честных христиан! — Тут кузнец, не выпуская хвоста, вскочил на него верхом и поднял руку для крестного знамения.
«Чего
доброго! может
быть, он с горя вздумает влюбиться в другую и с досады станет называть ее первою красавицею на селе?
— Вот это хорошо! — сказала она с таким видом, в котором заметна
была радость ястреба. — Это хорошо, что наколядовали столько! Вот так всегда делают
добрые люди; только нет, я думаю, где-нибудь подцепили. Покажите мне сейчас, слышите, покажите сей же час мешок ваш!
— О! зачем ты меня вызвал? — тихо простонала она. — Мне
было так радостно. Я
была в том самом месте, где родилась и прожила пятнадцать лет. О, как хорошо там! Как зелен и душист тот луг, где я играла в детстве: и полевые цветочки те же, и хата наша, и огород! О, как обняла меня
добрая мать моя! Какая любовь у ней в очах! Она приголубливала меня, целовала в уста и щеки, расчесывала частым гребнем мою русую косу… Отец! — тут она вперила в колдуна бледные очи, — зачем ты зарезал мать мою?
— Если бы мне удалось отсюда выйти, я бы все кинул. Покаюсь: пойду в пещеры, надену на тело жесткую власяницу, день и ночь
буду молиться Богу. Не только скоромного, не возьму рыбы в рот! не постелю одежды, когда стану спать! и все
буду молиться, все молиться! И когда не снимет с меня милосердие Божие хотя сотой доли грехов, закопаюсь по шею в землю или замуруюсь в каменную стену; не возьму ни пищи, ни пития и умру; а все
добро свое отдам чернецам, чтобы сорок дней и сорок ночей правили по мне панихиду.
— Иди, окаянный грешник! не смеюсь я над тобою. Боязнь овладевает мною. Не
добро быть человеку с тобою вместе!
Ну, дай Бог ему здоровья, человек он
был всегда
добрый для меня, взял и списал.
Так вот как морочит нечистая сила человека! Я знаю хорошо эту землю: после того нанимали ее у батька под баштан соседние козаки. Земля славная! и урожай всегда бывал на диво; но на заколдованном месте никогда не
было ничего
доброго. Засеют как следует, а взойдет такое, что и разобрать нельзя: арбуз не арбуз, тыква не тыква, огурец не огурец… черт знает что такое!