Я, помнится, обещал вам, что в этой книжке будет и моя сказка. И точно, хотел было это сделать, но увидел, что для сказки моей нужно, по крайней мере, три таких книжки. Думал было особо напечатать ее, но передумал. Ведь я знаю вас: станете смеяться над стариком. Нет, не хочу! Прощайте! Долго,
а может быть, совсем, не увидимся. Да что? ведь вам все равно, хоть бы и не было совсем меня на свете. Пройдет год, другой — и из вас никто после не вспомнит и не пожалеет о старом пасичнике Рудом Паньке.
Неточные совпадения
У нас, мои любезные читатели, не во гнев
будь сказано (вы,
может быть, и рассердитесь, что пасичник говорит вам запросто, как будто какому-нибудь свату своему или куму), — у нас, на хуторах, водится издавна: как только окончатся работы в поле, мужик залезет отдыхать на всю зиму на печь и наш брат припрячет своих пчел в темный погреб, когда ни журавлей на небе, ни груш на дереве не увидите более, — тогда, только вечер, уже наверно где-нибудь в конце улицы брезжит огонек, смех и песни слышатся издалеча, бренчит балалайка,
а подчас и скрипка, говор, шум…
Зато уже как пожалуете в гости, то дынь подадим таких, каких вы отроду,
может быть, не
ели;
а меду, и забожусь, лучшего не сыщете на хуторах.
«
Может быть, это и правда, что ты ничего не скажешь худого, — подумала про себя красавица, — только мне чудно… верно, это лукавый! Сама, кажется, знаешь, что не годится так…
а силы недостает взять от него руку».
— Эх вы, бабы! бабы! — произнесла она громко. — Вам ли козаковать и
быть мужьями! Вам бы веретено в руки, да посадить за гребень! Один кто-нибудь,
может, прости господи… Под кем-нибудь скамейка заскрипела,
а все и метнулись как полоумные.
К счастью еще, что у ведьмы
была плохая масть; у деда, как нарочно, на ту пору пары. Стал набирать карты из колоды, только
мочи нет: дрянь такая лезет, что дед и руки опустил. В колоде ни одной карты. Пошел уже так, не глядя, простою шестеркою; ведьма приняла. «Вот тебе на! это что? Э-э, верно, что-нибудь да не так!» Вот дед карты потихоньку под стол — и перекрестил: глядь — у него на руках туз, король, валет козырей;
а он вместо шестерки спустил кралю.
Он не преминул рассказать, как летом, перед самою петровкою, когда он лег спать в хлеву, подмостивши под голову солому, видел собственными глазами, что ведьма, с распущенною косою, в одной рубашке, начала доить коров,
а он не
мог пошевельнуться, так
был околдован; подоивши коров, она пришла к нему и помазала его губы чем-то таким гадким, что он плевал после того целый день.
— Ты,
может быть, не ожидала меня,
а? правда, не ожидала?
может быть, я помешал?.. — продолжал Чуб, показав на лице своем веселую и значительную мину, которая заранее давала знать, что неповоротливая голова его трудилась и готовилась отпустить какую-нибудь колкую и затейливую шутку.
—
Может быть, вы тут забавлялись с кем-нибудь?..
может быть, ты кого-нибудь спрятала уже,
а?
Причина этому
была,
может быть, лень,
а может, и то, что пролезать в двери делалось для него с каждым годом труднее.
Не
мог бы ни один человек в свете рассказать, что
было на душе у колдуна;
а если бы он заглянул и увидел, что там деялось, то уже не досыпал бы он ночей и не засмеялся бы ни разу.
И все мертвецы вскочили в пропасть, подхватили мертвеца и вонзили в него свои зубы. Еще один, всех выше, всех страшнее, хотел подняться из земли; но не
мог, не в силах
был этого сделать, так велик вырос он в земле;
а если бы поднялся, то опрокинул бы и Карпат, и Седмиградскую и Турецкую землю; немного только подвинулся он, и пошло от того трясение по всей земле. И много поопрокидывалось везде хат. И много задавило народу.
Воевал король Степан с турчином. Уже три недели воюет он с турчином,
а все не
может его выгнать.
А у турчина
был паша такой, что сам с десятью янычарами
мог порубить целый полк. Вот объявил король Степан, что если сыщется смельчак и приведет к нему того пашу живого или мертвого, даст ему одному столько жалованья, сколько дает на все войско. «Пойдем, брат, ловить пашу!» — сказал брат Иван Петру. И поехали козаки, один в одну сторону, другой в другую.
Не мешает здесь и мне сказать, что он вообще не
был щедр на слова.
Может быть, это происходило от робости,
а может, и от желания выразиться красивее.
— Тебе, любезный Иван Федорович, — так она начала, — известно, что в твоем хуторе осьмнадцать душ; впрочем, это по ревизии,
а без того,
может, наберется больше,
может,
будет до двадцати четырех. Но не об этом дело. Ты знаешь тот лесок, что за нашею левадою, и, верно, знаешь за тем же лесом широкий луг: в нем двадцать без малого десятин;
а травы столько, что можно каждый год продавать больше чем на сто рублей, особенно если, как говорят, в Гадяче
будет конный полк.
—
А что ж? что тут диковинного? так Богу угодно!
Может быть, тебе с нею на роду написано жить парочкою.
Самое устройство брички, немного набок, то
есть так, что правая сторона ее
была гораздо выше левой, ей очень нравилось, потому что с одной стороны
может, как она говорила, влезать малорослый,
а с другой — великорослый.
Но деду более всего любо
было то, что чумаков каждый день возов пятьдесят проедет. Народ, знаете, бывалый: пойдет рассказывать — только уши развешивай!
А деду это все равно что голодному галушки. Иной раз, бывало, случится встреча с старыми знакомыми, — деда всякий уже знал, —
можете посудить сами, что бывает, когда соберется старье: тара, тара, тогда-то да тогда-то, такое-то да такое-то
было… ну, и разольются! вспомянут бог знает когдашнее.
— Вишь! — стал дед и руками подперся в боки, и глядит: свечка потухла; вдали и немного подалее загорелась другая. — Клад! — закричал дед. — Я ставлю бог знает что, если не клад! — и уже поплевал
было в руки, чтобы копать, да спохватился, что нет при нем ни заступа, ни лопаты. — Эх, жаль! ну, кто знает,
может быть, стоит только поднять дерн,
а он тут и лежит, голубчик! Нечего делать, назначить, по крайней мере, место, чтобы не позабыть после!
Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).Да ведь это вам кажется только, что близко;
а вы вообразите себе, что далеко. Как бы я
был счастлив, сударыня, если б
мог прижать вас в свои объятия.
Хлестаков. Поросенок ты скверный… Как же они
едят,
а я не
ем? Отчего же я, черт возьми, не
могу так же? Разве они не такие же проезжающие, как и я?
Хлестаков. Оробели?
А в моих глазах точно
есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни одна женщина не
может их выдержать, не так ли?
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека,
а за такого, что и на свете еще не
было, что
может все сделать, все, все, все!
Хлестаков. Вы, как я вижу, не охотник до сигарок.
А я признаюсь: это моя слабость. Вот еще насчет женского полу, никак не
могу быть равнодушен. Как вы? Какие вам больше нравятся — брюнетки или блондинки?