Неточные совпадения
Вдруг какие-то радужные круги завертелись в глазах Воронова, а затем
еще темнее темной ночи из-под земли начала вырастать фигура жида-знахаря, насквозь проколотая окровавленным осиновым колом… Все выше и выше росла фигура и костлявыми, черными,
как земля, руками потянулась к нему… Воронов хочет перекреститься и прочесть молитву «Да воскреснет бог», а у него выходит: солдат есть имя общее, знаменитое, имя солдата носит…
А фигура все растет и все ближе тянется к нему руками. Он закрыл глаза, но и сквозь закрытые веки он
еще яснее видит и землистые руки, и,
как у кошки, блестящие, где-то вверху, зеленые глаза, и большой, крючковатый нос жида…
Он чувствует,
как стучат зубы и
как волосы поднимают дно его фуражки. Он
еще крепче сжал ружье и
еще крепче прижался к будке.
— Вот так же и меня! — Он
еще два раза поднял и опустил голову на грудь, будто репетируя,
как опустить голову, когда его будут расстреливать, и каждый раз,
как он опускал голову, чувствовал, что в грудь вонзались пули…
— А может быть,
еще не хватились, может, и смена не приходила, — вскрикнул Воронов и выбежал на опушку кладбища, на вал и, раздвинув кусты, посмотрел вперед. Далеко перед ним раскинулся горизонт. Налево, весь утопающий в зелени садов, город с сияющими на солнце крестами церквей, веселый, радостный, не такая темная масса,
какой он казался ночью… направо мелкий лесок, левей его дерновая, зеленая горка, а рядом с ней выкрашенная в казенный цвет, белыми и черными угольниками, будка, подле порохового погреба.
— Ишь ты, слава богу, с воли-то пришел,
как лихо ест! В охотку
еще! — пробормотал седой старик с землистым цветом лица и мутными глазами, глядя на Луговского.
—
Какое здоров!
Еще бы годик-другой протянуть, так и хорошо бы…
—
Как ты смеешь мне говорить, черт?! Ты знаешь, кто я? А? Или я
еще не учил тебя? Хочешь?..
— Эх, братцы,
какого человека этот свинец съел: ведь три года тому назад он не человек — сила был: лошадь одной рукой садиться заставлял, по три свинки [Свинка — четыре пуда свинца.] в третий этаж носил!.. А все свинец копейкинский. Много он нашего брата заел, проклятый, да и
еще заест!..
— Спать?
Какой там сон, пойдем
еще погуляем. Водочки выпьем, закусим.
Трущобный люд, населяющий Хитров рынок, метко окрестил трактиры на рынке. Один из них назван «Пересыльный»,
как намек на пересыльную тюрьму, другой «Сибирь», третий «Каторга». «Пересыльный» почище, и публика в нем поприличнее, «Сибирь» грязнее и посещается нищими и мелкими воришками, а «Каторга» нечто
еще более ужасное.
Я спросил полбутылки… Не успели
еще нам подать водки,
как бородатый мужик, песенник, отвел от меня Лаврова и, пошептавшись с ним, отошел к песенникам…
Вдали, откуда-то из преисподней, послышались неясные, глухие голоса. Они звучали так,
как будто люди говорили, плотно зажавши рот руками. Среди нас отдавалось эхо этих голосов. На душе стало как-то веселее. Почувствовалось, что мы не одни в этом подземелье, что есть
еще живые существа,
еще люди. Раздавались мерные, глухие удары.
Блеснули
еще две звездочки, но
еще тусклее. Значит, впереди
еще меньше кислорода, дышать будет
еще труднее. Наконец,
как в тумане, показалась желтая стена, около которой стояли и копошились темные человеческие фигуры.
Тихо было, только внизу журчала вода. Каждая секунда ожидания рабочего с огнем мне казалась вечностью. Я
еще подвинулся вперед и услышал шум, похожий на гул водопада. Действительно,
как раз рядом со мной гудел водопад, рассыпавшийся миллионами грязных брызг, едва освещенных бледно-желтоватым светом из отверстия уличной трубы.
Сначала один горнист, где-то далеко, затрубил чуть слышно, меж гулом выстрелов: та-та-та-та, та-ти та-та, та-ти, та-та, та-ти-тата, та, та, та, а потом, все ближе и ближе, на разные голоса и другие горнисты заиграли наступление… Выстрелы сделались
еще чаще… Среди нас громыхала артиллерия, и,
как на ученье, в ногу, шли колонны… Когда они поравнялись с нами, раздалась команда: «Пальба батальонами»… Присоединились мы кучками к надвинувшимся войскам…
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой,
какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю,
еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай,
какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Так хочется,
как еще никогда не хотелось.
Городничий. Эк куда хватили!
Ещё умный человек! В уездном городе измена! Что он, пограничный, что ли? Да отсюда, хоть три года скачи, ни до
какого государства не доедешь.
Еще военный все-таки кажет из себя, а
как наденет фрачишку — ну точно муха с подрезанными крыльями.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать,
какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете
еще не было, что может все сделать, все, все, все!