Так и потекли однообразно
день за днем. Прошло два месяца. Кавказский все сильней кашлял, задыхался, жаловался, что «нутро болит». Его землистое лицо почернело еще более, и еще ярче загорелись впавшие глубже глаза… Кубики резать ему начал помогать Луговский.
Неточные совпадения
Зато если ошибались в сигналах — беда. Нос его багровел больше прежнего, ноздри раздувались, и половина взвода назначалась не в очередь на работу или «удила рыбу». Так называлось двухчасовое стоянье «на прицелке» с мешком песку на штыке. Воронов ни разу не был наказан ни
за сигналы, ни
за словесность, ни
за фронтовое ученье. В гимнастике и ружейных приемах он был первым в роте, а в фехтовании на штыках побивал иногда «в вольном бою» самого Ермилова, учебного унтер-офицера, великого мастера своего
дела.
Прошло две недели. Квартирный хозяин во время сна отобрал у мужика сапоги в уплату
за квартиру… Остальное платье променено на лохмотья, и деньги проедены… Работы не находилось: на рынке слишком много нанимающихся и слишком мало нанимателей. С квартиры прогнали… Наконец он пошел просить милостыню и два битых часа тщетно простоял, коченея от холода. К воротам то и
дело подъезжали экипажи, и мимо проходила публика. Но никто ничего не подал.
— Ну и к исправнику сейчас. Так, мол, и так, вашскородие, уступите эшафот на недельку, без нужды стоит. Уступил, всего по четыре с полтиной
за помещение в вечер взял, и
дело сделали, и «Аскольдову могилу» ставили.
За средним столом шел оживленный спор. Мальчик лет тринадцати, в лаковых сапогах и «спинчжаке», в новом картузе на затылке, колотил
дном водочного стакана по столу и доказывал что-то оборванному еврею...
—
Дело… беги! — ответил тот. — Иоська, берись-ка
за голову, вынесем на улицу, отлежится к утру! — проговорил Семка и поднял лежавшего
за ноги. Они оба понесли его на улицу.
Двери то и
дело отворяются. Вбежит извозчик, распояшется, достанет пятак и, не говоря ни слова, хлопнет его об стойку. Буфетчик ловким движением руки сгребет этот пятак в ящик, нальет стакан и наклонится
за прилавок. В руках его появляется полупудовая, черная, как сапог, печенка, кусочек которой он стукнет о прилавок и пододвинет его к извозчику.
За извозчиком вбежит весь согнувшийся сапожник с колодками под мышкой.
Вспомнил он, как его не пустили в церковь, как он пошел в трактир, напился пьян, неделю без просыпу пил, как его выгнали со службы
за пьянство и как он, спустив с себя приличное платье, стал завсегдатаем погребка… Вот уж с лишком год, как он
день сидит в нем, а на ночь выходит на угол улицы и протягивает руку
за пятаком на ночлег, если не получает его от загулявшего в погребке гостя или если товарищи по «клоповнику» не раздобудутся деньгами.
Последняя надежда лопнула, и он бесцельно бродил по улицам, шлепая по лужам, образовавшимся
за два
дня оттепели…
Наконец Неглинка из ключевой речки сделалась местом отброса всех нечистот столицы и уже заражала окружающий воздух.
За то ее лишили этого воздуха и заключили в темницу. По руслу ее, на протяжении трех верст, от так называемой Самотеки до впадения в Москву-реку, настлали в два ряда деревянный пол, утвержденный на глубоко вбитых в
дно сваях, и покрыли речку толстым каменным сводом.
Пришлось принять против упорства Неглинки серьезные меры, и инженеры взялись
за это
дело.
— Когда не знаешь, для чего живешь, так живешь как-нибудь,
день за днем; радуешься, что день прошел, что ночь пришла, и во сне погрузишь скучный вопрос о том, зачем жил этот день, зачем будешь жить завтра.
Шатры номадов. Вокруг шатров пасутся овцы, лошади, верблюды. Вдали лес олив и смоковниц. Еще дальше, дальше, на краю горизонта к северо — западу, двойной хребет высоких гор. Вершины гор покрыты снегом, склоны их покрыты кедрами. Но стройнее кедров эти пастухи, стройнее пальм их жены, и беззаботна их жизнь в ленивой неге: у них одно дело — любовь, все дни их проходят,
день за днем, в ласках и песнях любви.
Неточные совпадения
Частный пристав. Да бог его знает. Вчерашнего
дня случилась
за городом драка, — поехал туда для порядка, а возвратился пьян.
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга.
За что ж, в самом
деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Голоса купцов. Допустите, батюшка! Вы не можете не допустить: мы
за делом пришли.
Что
за черт! в самом
деле! (Протирает глаза.)Целуются! Ах, батюшки, целуются! Точный жених! (Вскрикивает, подпрыгивая от радости.)Ай, Антон! Ай, Антон! Ай, городничий! Бона, как дело-то пошло!
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да
за дело, чтоб он знал полезное. А ты что? — начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет
за то, что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в
день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность!