Половой сунул в рот две копейки, схватил чайник и тотчас же принес два куска сахару, прибор и чайник с кипятком. Мой
сосед молча пил до поту, ел баранки и, наконец, еще раз поблагодарив меня, спросил:
Неточные совпадения
Увы, Татьяна увядает; // Бледнеет, гаснет и
молчит! // Ничто ее не занимает, // Ее души не шевелит. // Качая важно головою, //
Соседи шепчут меж собою: // Пора, пора бы замуж ей!.. // Но полно. Надо мне скорей // Развеселить воображенье // Картиной счастливой любви. // Невольно, милые мои, // Меня стесняет сожаленье; // Простите мне: я так люблю // Татьяну милую мою!
Они
молчали оба; но именно в том, как они
молчали, как они сидели рядом, сказывалось доверчивое сближение: каждый из них как будто и не думал о своем
соседе, а втайне радовался его близости.
Клим посмотрел на людей, все они сидели
молча; его
сосед, нагнувшись, свертывал папиросу. Диомидов исчез. Закипала, булькая, вода в котлах; усатая женщина полоскала в корыте «сычуги», коровьи желудки, шипели сырые дрова в печи. Дрожал и подпрыгивал огонь в лампе, коптило надбитое стекло. В сумраке люди казались бесформенными, неестественно громоздкими.
Федор Павлович, который сам дал слово усесться на стуле и замолчать, действительно некоторое время
молчал, но с насмешливою улыбочкой следил за своим
соседом Петром Александровичем и видимо радовался его раздражительности.
Устроившись в сарае, где он развесил на гвоздях «амуницию», а ружье заботливо уставил в угол, он оперся плечом в косяк двери и долго,
молча, с серьезным вниманием смотрел, как мы с мальчишками
соседей проделывали на дворе «учение» с деревянными ружьями.