Неточные совпадения
— Обворовываю талантливых авторов! Ведь
на это я пошел, когда меня с квартиры гнали… А потом привык. Я из-за куска хлеба, а тот имя свое
на пьесах выставляет, слава и богатство у него. Гонорары авторские лопатой гребет,
на рысаках ездит… А я? Расходы все мои, получаю за пьесу двадцать рублей, из них пять рублей переписчикам… Опохмеляю их, оголтелых,
чаем пою… Пока не опохмелишь, руки-то у них ходуном ходят…
На них лучшие картины получали денежные премии и прекрасно раскупались. Во время зимнего сезона общество устраивало «пятницы»,
на которые по вечерам собирались художники, ставилась натура, и они, «уставя брады свои» в пюпитры, молчаливо и сосредоточенно рисовали, попивая
чай и перекидываясь между собой редкими словами.
«22 февраля, в среду,
на „среде“ чаепитие. Условия следующие: 1) самовар и
чай от „среды“; 2) сахар и все иное съедобное, смотря по аппетиту, прибывший приносит
на свою долю с собой в количестве невозбраняемом…»
Немало вышло из учеников С. И. Грибкова хороших художников. Время от времени он их развлекал, устраивал по праздникам вечеринки, где водка и пиво не допускались, а только
чай, пряники, орехи и танцы под гитару и гармонию. Он сам
на таких пирушках до поздней ночи сидел в кресле и радовался, как гуляет молодежь.
Сотни людей занимают ряды столов вдоль стен и середину огромнейшего «зала». Любопытный скользит по мягкому от грязи и опилок полу, мимо огромной плиты, где и жарится и варится, к подобию буфета, где
на полках красуются бутылки с ерофеичем, желудочной, перцовкой, разными сладкими наливками и ромом, за полтинник бутылка, от которого разит клопами, что не мешает этому рому пополам с
чаем делаться «пунштиком», любимым напитком «зеленых ног», или «болдох», как здесь зовут обратников из Сибири и беглых из тюрем.
Рядом с домом Мосолова,
на земле, принадлежавшей Консистории, [Консистория — зал собрания (лат.). В дореволюционной России коллегиальный совет, подчиненный архиерею.] был простонародный трактир «Углич». Трактир извозчичий, хотя у него не было двора, где обыкновенно кормятся лошади, пока их владельцы пьют
чай. Но в то время в Москве была «простота», которую вывел в половине девяностых годов обер-полицмейстер Власовский.
Сидя за
чаем, я с удивлением оглядывался и
на своды, и
на крючья, и
на кольца.
Хозяева вставали в семь часов пить
чай. Оба злые. Хозяин чахоточный. Били чем попало и за все, — все не так. Пороли розгами, привязавши к скамье. Раз после розог два месяца в больнице лежал — загноилась спина… Раз выкинули зимой
на улицу и дверь заперли. Три месяца в больнице в горячке лежал…
Обедали в столовых или питались всухомятку. Вместо
чая заваривали цикорий, круглая палочка которого, четверть фунта, стоила три копейки, и ее хватало
на четверых дней
на десять.
Сколько часов работали половые, носясь по залам, с кухни и
на кухню, иногда находящуюся внизу, а зал — в третьем этаже, и учесть нельзя. В некоторых трактирах работали чуть не по шестнадцати часов в сутки. Особенно трудна была служба в «простонародных» трактирах, где подавался
чай — пять копеек пара, то есть
чай и два куска сахару
на одного, да и то заказчики экономили.
Извозчик в трактире и питается и согревается. Другого отдыха, другой еды у него нет. Жизнь всухомятку.
Чай да требуха с огурцами. Изредка стакан водки, но никогда — пьянства. Раза два в день, а в мороз и три, питается и погреется зимой или высушит
на себе мокрое платье осенью, и все это удовольствие стоит ему шестнадцать копеек: пять копеек
чай,
на гривенник снеди до отвала, а копейку дворнику за то, что лошадь напоит да у колоды приглядит.
И вот за этим
чаем, в пятиалтынный, вершились дела
на десятки и сотни тысяч. И только тогда, когда кончали дело, начинали завтрак или обед, продолжать который переходили в кабинеты.
На столах стоят мешочки с пробой хлеба. Масса мешочков
на вешалке в прихожей… И
на столах, в часы биржи, кроме
чая — ничего… А потом уж, после «делов», завтракают и обедают.
У всякого своя кружка, а то просто какая-нибудь банка.
Чай хозяйский, а хлеб и сахар свой, и то не у всех. В некоторых мастерских мальчикам
чай полагался только два раза в год —
на Рождество и
на Пасху, по кружке...
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже
на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Тут был на эпиграммы падкий, // На всё сердитый господин: //
На чай хозяйский слишком сладкий, // На плоскость дам, на тон мужчин, // На толки про роман туманный, // На вензель, двум сестрицам данный, // На ложь журналов, на войну, // На снег и на свою жену. //……………………………………
Неточные совпадения
— Коли всем миром велено: // «Бей!» — стало, есть за что! — // Прикрикнул Влас
на странников. — // Не ветрогоны тисковцы, // Давно ли там десятого // Пороли?.. Не до шуток им. // Гнусь-человек! — Не бить его, // Так уж кого и бить? // Не нам одним наказано: // От Тискова по Волге-то // Тут деревень четырнадцать, — //
Чай, через все четырнадцать // Прогнали, как сквозь строй! —
С большущей сивой гривою, //
Чай, двадцать лет не стриженной, // С большущей бородой, // Дед
на медведя смахивал, // Особенно как из лесу, // Согнувшись, выходил.
Г-жа Простакова (осматривая кафтан
на Митрофане). Кафтан весь испорчен. Еремеевна, введи сюда мошенника Тришку. (Еремеевна отходит.) Он, вор, везде его обузил. Митрофанушка, друг мой! Я
чаю, тебя жмет до смерти. Позови сюда отца.
Но ошибка была столь очевидна, что даже он понял ее. Послали одного из стариков в Глупов за квасом, думая ожиданием сократить время; но старик оборотил духом и принес
на голове целый жбан, не пролив ни капли. Сначала пили квас, потом
чай, потом водку. Наконец, чуть смерклось, зажгли плошку и осветили навозную кучу. Плошка коптела, мигала и распространяла смрад.
Между тем Амалия Штокфиш распоряжалась: назначила с мещан по алтыну с каждого двора, с купцов же по фунту
чаю да по голове сахару по большой. Потом поехала в казармы и из собственных рук поднесла солдатам по чарке водки и по куску пирога. Возвращаясь домой, она встретила
на дороге помощника градоначальника и стряпчего, которые гнали хворостиной гусей с луга.