И вот я вижу мою добрую старую тетушку в шелковом платье, вижу ее лиловый зонтик с бахромой, который почему-то так несообразен с этой ужасной по своей простоте
картиной смерти, лицо, готовое сию минуту расплакаться. Помню выразившееся на этом лице разочарование, что нельзя тут ни к чему употребить арнику, и помню больное, скорбное чувство, которое я испытал, когда она мне с наивным эгоизмом любви сказала: «Пойдем, мой друг. Ах, как это ужасно! А вот ты все один купаешься и плаваешь».
Андрею Ивановичу вспомнился Барсуков и та
картина смерти, о которой он рассказывал; умирает рабочий и думает: «Для чего он все время трудился, выбивался из сил, — для чего он жил? Он жил, а жизни не видел… Какая же была цель его существования?»
Неточные совпадения
Дальнейшее представляло короткую поэму мучительства и
смерти. Дочь из погреба молит мать открыть дверь… — Ой, мамо, мамо! Вiдчинiть, бо вiн мене зарiже… — «Ой, доню, доню, нещасна наша доля… Як вiдчиню, то зарiже обоих…» — Ой, мамо, мамо, — молит опять дочь… — И шаг за шагом в этом диалоге у запертой двери развертывается
картина зверских мучений, которая кончается последним восклицанием: — Не вiдчиняйте, мамо, бо вже менi й кишки висотав… — И тогда в темном погребе все стихает…
Правда, впоследствии, по
смерти генерала, когда сам Фома совершенно неожиданно сделался вдруг важным и чрезвычайным лицом, он не раз уверял нас всех, что, согласясь быть шутом, он великодушно пожертвовал собою дружбе; что генерал был его благодетель; это был человек великий, непонятный и что одному ему, Фоме, доверял он сокровеннейшие тайны души своей; что, наконец, если он, Фома, и изображал собою, по генеральскому востребованию, различных зверей и иные живые
картины, то единственно, чтоб развлечь и развеселить удрученного болезнями страдальца и друга.
Эта
картина скоро притупила их нервы настолько, что они отнеслись даже к
смерти благодетеля Маркушки совсем безучастно.
Его воображение мучили самые ревнивые
картины, перед которыми отступала на мгновение даже мысль о
смерти.
Послушайте — у нас обоих цель одна. // Его мы ненавидим оба; // Но вы его души не знаете — мрачна // И глубока, как двери гроба; // Чему хоть раз отворится она, // То в ней погребено навеки. Подозренья // Ей стоят доказательств — ни прощенья, // Ни жалости не знает он, — // Когда обижен — мщенье! мщенье, // Вот цель его тогда и вот его закон. // Да, эта
смерть скора не без причины. // Я знал: вы с ним враги — и услужить вам рад. // Вы драться станете — я два шага назад, // И буду зрителем
картины.