— Здравствуй, капитан [Туземцы Восточной Сибири всех
государственных служащих в обращении называли капитанами.], — сказал пришедший, обратясь ко мне.
Неточные совпадения
Пожалуй, можно приноравливаться к существующему народному быту; это наше дело, дело людей… (он чуть не сказал:
государственных)
служащих; но, в случае нужды, не беспокойтесь: учреждения переделают самый этот быт».
Семенов сам не пишет, надеется, что ему теперь разрешат свободную переписку. Вообразите, что в здешней почтовой экспедиции до сих пор предписание — не принимать на его имя писем; я хотел через тещу Басаргина к нему написать — ей сказали, что письмо пойдет к Талызину. Городничий в месячных отчетах его аттестует, как тогда, когда он здесь находился, потому что не было предписания не упоминать о человеке,
служащем в Омске. Каков Водяников и каковы те, которые читают такого рода отчеты о
государственных людях?
Или живет правитель или какой бы то ни было гражданский, духовный, военный слуга государства,
служащий для того, чтобы удовлетворить свое честолюбие или властолюбие, или, что чаще всего бывает, для того только, чтобы получить собираемое с изнуренного, измученного работой народа жалованье (подати, от кого бы ни шли, всегда идут с труда, т. е. с рабочего народа), и если он, что очень редко бывает, еще прямо не крадет
государственные деньги непривычным способом, то считает себя и считается другими, подобными ему, полезнейшим и добродетельнейшим членом общества.
Общий обман, распространенный на всех людей, состоит в том, что во всех катехизисах или заменивших их книгах,
служащих теперь обязательному обучению детей, сказано, что насилие, т. е. истязание, заключения и казни, равно как и убийства на междоусобной или внешней войне для поддержания и защиты существующего
государственного устройства (какое бы оно ни было, самодержавное, монархическое, конвент, консульство, империя того или другого Наполеона или Буланже, конституционная монархия, коммуна или республика), совершенно законны и не противоречат ни нравственности, ни христианству.
«В России было зрелое развитие элементов,
служащих основою
государственного могущества», — утверждает также г. Устрялов в третьем месте и сам же излагает потом такие факты, после которых не может не воскликнуть: «Можем ли после сего гордиться тогдашним политическим могуществом?» (стр. XXIII).