Неточные совпадения
Из переулка поворачивал на такой же, как и наша, косматой лошаденке странный экипаж. Действительно, какая-то гитара на колесах. А впереди — сиденье для кучера. На этой «гитаре» ехали купчиха
в салопе с куньим воротником,
лицом и ногами
в левую сторону, и чиновник
в фуражке с кокардой, с портфелем, повернутый весь
в правую сторону, к нам
лицом.
Перед ним, здоровенный, с бычьей шеей и толстым бабьим
лицом, босой,
в хламиде наподобие рубахи, орал громоподобным басом «многая лета» бывший вышибала-пропойца.
Я заинтересовался и бросился
в дом Ромейко,
в дверь с площади.
В квартире второго этажа, среди толпы,
в луже крови лежал человек
лицом вниз,
в одной рубахе, обутый
в лакированные сапоги с голенищами гармоникой. Из спины, под левой лопаткой, торчал нож, всаженный вплотную. Я никогда таких ножей не видал: из тела торчала большая, причудливой формы, медная блестящая рукоятка.
Действительно, я напечатал рассказ «
В глухую», где подробно описал виденный мною притон, игру
в карты, отравленного «малинкой» гостя, которого потащили сбросить
в подземную клоаку, приняв за мертвого. Только Колосов переулок назвал Безымянным. Обстановку описал и
в подробностях, как живых, действующих
лиц. Барон Дорфгаузен, Отто Карлович… и это действительно было его настоящее имя.
Сосед мой,
в свеженькой коломянковой паре, шляпе калабрийского разбойника и шотландском шарфике, завязанном «неглиже с отвагой, а-ля черт меня побери», был человек с легкой проседью на висках и с бритым актерским
лицом.
Из спальни вышла молодая особа с папильотками
в волосах и следами грима и пудры на усталом
лице.
Товарищ и друг
В.
В. Пукирева с юных дней, он знал историю картины «Неравный брак» и всю трагедию жизни автора: этот старый важный чиновник — живое
лицо. Невеста рядом с ним — портрет невесты
В.
В. Пукирева, а стоящий со скрещенными руками — это сам
В.
В. Пукирев, как живой.
Встанет заинтересовавшийся со скамейки, подойдет к дому — и секрет открылся:
в стене ниже тротуара широкая дверь, куда ведут ступеньки лестницы. Навстречу выбежит, ругаясь непристойно, женщина с окровавленным
лицом, и вслед за ней появляется оборванец, валит ее на тротуар и бьет смертным боем, приговаривая...
Петр Кириллов, благодаря которому были введены
в трактирах для расчета марки, был действительное
лицо, увековечившее себя не только
в Москве, но и
в провинции. Даже
в далекой Сибири между торговыми людьми нередко шел такой разговор...
Суду было мало того доказательства, что изменившего супружеской верности застали
в кровати; требовались еще такие подробности, которые никогда ни одно третье
лицо не может видеть, но свидетели «видели» и с пафосом рассказывали, а судьи смаковали и «судили».
От него я узнал, что Шпейер был
в этой афере вторым
лицом, а главным был некий прогорелый граф, который не за это дело, а за ряд других мошенничеств был сослан
в Сибирь.
Автомобиль бешено удирал от пожарного обоза, запряженного отличными лошадьми. Пока не было телефонов, пожары усматривали с каланчи пожарные. Тогда не было еще небоскребов, и вся Москва была видна с каланчи как на ладони. На каланче, под шарами, ходил день и ночь часовой. Трудно приходилось этому «высокопоставленному»
лицу в бурю-непогоду, особенно
в мороз зимой, а летом еще труднее: солнце печет, да и пожары летом чаще, чем зимой, — только гляди, не зевай! И ходит он кругом и «озирает окрестности».
Восемь часов. Собирается публика. Артисты одеты. Пожарные
в Петровском театре сидят на заднем дворе
в тиковых полосатых куртках, загримированные неграми:
лица, шеи и руки вычернены, как сапоги.
Она была великолепна, но зато все московские щеголихи
в бриллиантах при новом, электрическом свете танцевального зала показались скверно раскрашенными куклами: они привыкли к газовым рожкам и лампам. Красавица хозяйка дома была только одна с живым цветом
лица.
Развели эту игру два восточных красавца с довольно зверскими
лицами,
в черкесках дорогого сукна,
в золотых поясах, с кинжалами, сверкавшими крупными драгоценными камнями.
Александр Михайлович Ломовский, генерал, самое уважаемое
лицо между охотниками Москвы, тычет пальцем
в хвост щенка и делает какой-то крюк рукой.
В дом Шереметева клуб переехал после пожара, который случился
в доме Спиридонова поздней ночью, когда уж публика из нижних зал разошлась и только вверху,
в тайной комнате, играли
в «железку» человек десять крупных игроков. Сюда не доносился шум из нижнего этажа, не слышно было пожарного рожка сквозь глухие ставни. Прислуга клуба с первым появлением дыма ушла из дому. К верхним игрокам вбежал мальчуган-карточник и за ним лакей, оба с испуганными
лицами, приотворили дверь, крикнули: «Пожар!» — и скрылись.
Лев Толстой
в «Войне и мире» так описывает обед, которым
в 1806 году Английский клуб чествовал прибывшего
в Москву князя Багратиона: «…Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными
лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами».
И является вопрос: за что могли не избрать
в члены клуба кандидата, то есть
лицо, уже бывавшее
в клубе около года до баллотировки? Вернее всего, что за не подходящие к тому времени взгляды, которые высказывались Чатским
в «говорильне».
Кончился молебен. Начался завтрак. Архиерей
в черной рясе и клобуке занял самое почетное место,
лицом к часам и завешенной ложе.
С обеих сторон дома на обеих сторонах улицы и глубоко по Гнездниковскому переулку стояли собственные запряжки: пары, одиночки, кареты, коляски, одна другой лучше. Каретники старались превзойти один другого. Здоровенный, с
лицом в полнолуние, швейцар
в ливрее со светлыми пуговицами, но без гербов,
в сопровождении своих помощников выносил корзины и пакеты за дамами
в шиншиллях и соболях с кавалерами
в бобрах или
в шикарных военных «николаевских» шинелях с капюшонами.
В женских банях было свое «лечение». Первым делом — для белизны
лица — заваривали
в шайке траву-череду, а
в «дворянских» женщины мыли
лицо миндальными высевками.
Их бритые
лица, потные и раскрасневшиеся, выглядывали из меховых воротников теплых пальто.
В правых руках у них были скаковые хлысты,
в левых — маленькие саквояжи, а у одного,
в серой смушковой шапке, надвинутой на брови, под мышкой узелок и банный веник. Он был немного повыше и пошире
в плечах своих спутников.
Иногда называл себя
в третьем
лице, будто не о нем речь. Где говорит, о том и вспоминает:
в трактире — о старых трактирах, о том, кто и как пил, ел;
в театре
в кругу актеров — идут воспоминания об актерах, о театре. И чего-чего он не знал! Кого-кого он не помнил!
А рядом с ним крошечный, бритый по-актерски, с
лицом в кулачок и курчавыми волосами Вася Васильев. Оба обитатели «Чернышей», оба полулегальные и поднадзорные, оба мои старые друзья.
Что такое? И спросить не у кого — ничего не вижу. Ощупываю шайку — и не нахожу ее; оказалось, что банщик ее унес, а голова и
лицо в мыле. Кое-как протираю глаза и вижу: суматоха! Банщики побросали своих клиентов, кого с намыленной головой, кого лежащего
в мыле на лавке. Они торопятся налить из кранов шайки водой и становятся
в две шеренги у двери
в горячую парильню, высоко над головой подняв шайки.
Газетный писатель-романист и автор многих сценок и очерков А. М. Пазухин поспорил с издателем «Развлечения», что он сведет рощу. Он добыл фотографию Хомякова и через общего знакомого послал гранку, на которой была карикатура: осел, с
лицом Хомякова, гуляет
в роще…
Владельцы часов и портсигаров каждому новому
лицу в сотый раз рассказывают о тех овациях, при которых публика поднесла им эти вещи.
Неточные совпадения
Городничий (
в сторону, с
лицом, принимающим ироническое выражение).
В Саратовскую губернию! А? и не покраснеет! О, да с ним нужно ухо востро. (Вслух.)Благое дело изволили предпринять. Ведь вот относительно дороги: говорят, с одной стороны, неприятности насчет задержки лошадей, а ведь, с другой стороны, развлеченье для ума. Ведь вы, чай, больше для собственного удовольствия едете?
По правую сторону его жена и дочь с устремившимся к нему движеньем всего тела; за ними почтмейстер, превратившийся
в вопросительный знак, обращенный к зрителям; за ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом; за ним, у самого края сцены, три дамы, гостьи, прислонившиеся одна к другой с самым сатирическим выраженьем
лица, относящимся прямо к семейству городничего.
Лука стоял, помалчивал, // Боялся, не наклали бы // Товарищи
в бока. // Оно быть так и сталося, // Да к счастию крестьянина // Дорога позагнулася — //
Лицо попово строгое // Явилось на бугре…
Боже мой!..» // Помещик закручинился, // Упал
лицом в подушечку, // Потом привстал, поправился: // «Эй, Прошка!» — закричал.
Вгляделся барин
в пахаря: // Грудь впалая; как вдавленный // Живот; у глаз, у рта // Излучины, как трещины // На высохшей земле; // И сам на землю-матушку // Похож он: шея бурая, // Как пласт, сохой отрезанный, // Кирпичное
лицо, // Рука — кора древесная, // А волосы — песок.