Неточные совпадения
Каково же было удивление, когда на другой день утром жена, вынимая газеты из ящика у двери, нашла в нем часы с цепочкой, завернутые в бумагу! При часах грамотно написанная записка: «Стырено по ошибке, не знали, что ваши, получите с извинением». А сверху написано: «В.А. Гиляровскому».
Тем и кончилось. Может быть, я и встречался где-нибудь с автором этого дела и письма, но никто не намекнул о происшедшем.
Помню такой случай: из конторы богатой фирмы Бордевиль украли двадцатипудовый несгораемый шкаф с большими деньгами. Кража, выходящая из ряда обыкновенных: взломали двери и увезли шкаф из Столешникова переулка — самого людного места — в августе месяце среди белого дня. Полицию поставили на ноги, сыскнушка разослала агентов повсюду, дело вел знаменитый в
то время следователь по особо важным делам Кейзер, который впоследствии вел расследование событий Ходынки,
где нам пришлось опять с ним встретиться.
Гарбер и Шютце подробно рассказали о своем путешествии за поисками трупов товарищей и показали карты, рисунки и фотографии
тех мест Севера,
где они побывали.
Приняв от него это благословение, я распрощался с милыми людьми, — и мы с Иваном очутились в выгоревшей, пыльной степи… Дальнейшие подробности со всеми ужасами опускаю, — да мне они уж и не казались особенными ужасами после моей командировки несколько лет
тому назад за Волгу, в Астраханские степи, на чуму,
где в киргизских кибитках валялись разложившиеся трупы, а рядом шевелились черные, догнивающие люди. И никакой помощи ниоткуда я там не видел!
Это было именно
то самое место,
где я сидел с извозчиком Тихоном и откуда ушел только потому, что вспомнил табакерку.
Около
того места,
где я стоял ночью, была толпа казаков, полиции и народа.
Придорожные грабители Н.И. Пастухова никогда не трогали потому, что и по костюму видно, что денег у такого прохожего не предвидится, да, кроме
того, он их
то папироской угостит,
то, захватив с собой бутылку водки на дачу, разопьет с ними где-нибудь в канаве.
Дорогой где-то в парке потеряли В.М. Дорошевича, который ни с
того ни с сего выскочил из саней и исчез в метели.
— Да покуда…
то есть сегодня, в меблированных комнатах, а завтра уж не знаю,
где буду жить, потому — хозяйка выселяет.
Квартира молодого Пастухова расположена была на одной лестнице со стариком, прямо над его квартирой, и лежал больной сын прямо над
той комнатой,
где лежал и приговоренный к смерти старик.
Он в это время был приставом на Тверской-Ямской,
где улицы и переулки были населены потомками когда-то богатого сословия ямщиков и вообще торговым, серым по
тому времени, людом.
— Это дом Герцена. (Позднее я выяснил, что В.В. Назаревский ошибся: дом А.И. Герцена был не здесь, а в Старо-Конюшенном переулке.) Этот сад, который виден из окон, — его сад, и мы сидим в
том самом кабинете,
где он писал свои статьи.
Что бы, кажется, могло быть бесцензурного в «Журнале спорта»,
где разбирались только одни коннозаводские вопросы? Но
тем не менее
то и дело цензура прикладывала к нему свою руку.
Раз в месяц, ко дню выхода книжки, В.М. Лавров уезжал в Москву,
где обычно бывали обеды «Русской мысли», продолжение
тех дружеских обедов, которые он задавал сотрудникам в московский период своей жизни у себя на квартире. Впоследствии эти обеды перенеслись в «Эрмитаж» и были более официальны и замкнуты.
Где та сила,
та грудь богатырская,
Что певала под гусли звончатые
На пирах, в теремах, перед боем в шатрах?
На высоте, на снеговой вершине,
Я вырезал стальным клинком сонет.
Проходят дни. Быть может, и доныне
Снега хранят мой одинокий след.
На высоте,
где небеса так сини,
Где радостно сияет зимний свет,
Глядело только солнце, как стилет
Чертил мой стих на изумрудной льдине.
И весело мне думать, что поэт
Меня поймет. Пусть никогда в долине
Его толпы не радует привет!
На высоте,
где небеса так сини,
Я вырезал в полдневный час сонет
Лишь для
того, кто на вершине…
История ее такова. Когда царица Анна Иоанновна приехала в Москву и остановилась в только что выстроенном дворце,
где впоследствии помещался Первый кадетский корпус,
то, любуясь видом на широкое поле, сказала...
Я всегда вспоминал эти слова не вовремя. Надо было бы их вспомнить и на другой день, на каком-то торжественном обеде,
где я проговорил
то, что было не по месту и не по времени, да еще пустил какой-то экспромт про очень высокопоставленную особу.
Мы с ним беседовали. Он звал меня поехать к нему в гости, в Албанию, куда европейцев в
то время не пускали. Он обещал мне полную безопасность у себя в стране,
где был каким-то старшиной, и дал свой адрес и адрес его земляка, жившего в Белграде, к которому я мог бы обратиться.
Вспомнился мне недавний разговор с сотрудником московских газет сербом М.М. Бойовичем. Он мне говорил, что хорошо бы объехать дикую Албанию,
где нога европейца не бывала, а кто и попадал туда,
то живым не возвращался.
Подъезжая к Белграду, я узнал о только что совершившемся покушении на Милана, и уже на вокзале я почувствовал, что в городе что-то готовится на
том вокзале,
где два года назад меня торжественно встречали и провожали.
Поди ты сладь с человеком! не верит в Бога, а верит, что если почешется переносье, то непременно умрет; пропустит мимо создание поэта, ясное как день, все проникнутое согласием и высокою мудростью простоты, а бросится именно на
то, где какой-нибудь удалец напутает, наплетет, изломает, выворотит природу, и ему оно понравится, и он станет кричать: «Вот оно, вот настоящее знание тайн сердца!» Всю жизнь не ставит в грош докторов, а кончится тем, что обратится наконец к бабе, которая лечит зашептываньями и заплевками, или, еще лучше, выдумает сам какой-нибудь декохт из невесть какой дряни, которая, бог знает почему, вообразится ему именно средством против его болезни.
Неточные совпадения
Бобчинский. В
том самом номере,
где прошлого года подрались проезжие офицеры.
Так как я знаю, что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что ты человек умный и не любишь пропускать
того, что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «
то советую тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час, если только уже не приехал и не живет где-нибудь инкогнито…
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из чего же ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что,
где они? А? Да говорите же оттуда — все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до
тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не расскажет!
Под берегом раскинуты // Шатры; старухи, лошади // С порожними телегами // Да дети видны тут. // А дальше,
где кончается // Отава подкошенная, // Народу
тьма! Там белые // Рубахи баб, да пестрые // Рубахи мужиков, // Да голоса, да звяканье // Проворных кос. «Бог на́ помочь!» // — Спасибо, молодцы!
«Скажи, служивый, рано ли // Начальник просыпается?» // — Не знаю. Ты иди! // Нам говорить не велено! — // (Дала ему двугривенный). // На
то у губернатора // Особый есть швейцар. — // «А
где он? как назвать его?» // — Макаром Федосеичем… // На лестницу поди! — // Пошла, да двери заперты. // Присела я, задумалась, // Уж начало светать. // Пришел фонарщик с лестницей, // Два тусклые фонарика // На площади задул.