Неточные совпадения
Оглядываясь на свое прошлое теперь, через много
лет, я ищу: какая самая яркая бытовая, чисто московская фигура среди московских редакторов газет конца прошлого века? Редактор «Московских ведомостей» М.Н. Катков? — Вечная тема для либеральных остряков, убежденный слуга правительства. Сменивший его
С.А. Петровский? — О нем только говорили как о счастливом игроке на бирже.
Из московских изданий позволяли себе полемизировать
с М.Н. Катковым только «Русские ведомости» да иногда «Русский курьер» в первые три
года издания, пока его редактировал В.А. Гольцев.
Основал ее писатель Н.Ф. Павлов и начал печатать в своей типографии в доме Клевезаль, против Мясницкой части. Секретарем редакции был Н.
С. Скворцов, к которому, после смерти Павлова, в 1864
году перешла газета, — и сразу стала в оппозицию «Московским ведомостям» М.Н. Каткова и П.М. Леонтьева.
В конце 70-х
годов примкнули к газете П.Д. Боборыкин,
С.Н. Южаков,
С.А. Муромцев, М.М. Ковалевский, В.А. Гольцев и писатели-народники Н.Н. Златовратский и Ф.Д. Нефедов, а затем Д.Н. Анучин, П.И. Бларамберг, Г.А. Джаншиев,
С.Ф. Фортунатов.
С 1868
года газета стала ежедневной без предварительной цензуры, а
с 1871
года увеличилась в размере и подписка была 7 рублей в
год.
В состав учредителей вошли вместе
с В.М. Соболевским его товарищи по выработке основной программы газеты — А.
С. Постников и А.И. Чупров, затем три ближайших помощника его по ведению дела в конце 70-х и начале 80-х
годов — Д.Н. Анучин, П.И. Бларамберг и В.Ю. Скалон и еще пять постоянных сотрудников — М.Е. Богданов, Г.А. Джаншиев, А.П. Лукин, В.
С. Пагануцци и М.А. Саблин.
Составилась работоспособная редакция, а средств для издания было мало. Откликнулся на поддержку идейной газеты крупный железнодорожник В.К. фон Мекк и дал необходимую крупную сумму. Успех издания рос. Начали приглашаться лучшие силы русской литературы, и 80-е
годы можно считать самым блестящим временем газеты,
с каждым днем все больше и больше завоевывавшей успех. Действительно, газета составлялась великолепно и оживилась свежестью информации, на что прежде мало обращалось внимания.
Рядом
с А.П. Лукиным писал судебный отчет Н.В. Юнгфер,
с которым я не раз уже встречался в зале суда на крупных процессах. Около него писал хроникер, дававший важнейшие известия по Москве и место которого занял я: редакция никак не могла ему простить, что он доставил подробное описание освящения храма Спасителя ровно за
год раньше его освящения, которое было напечатано и возбудило насмешки над газетой. Прямо против двери на темном фоне дорогих гладких обоев висел единственный большой портрет Н.
С. Скворцова.
Ни одна газета не вынесла столько кар и преследований со стороны цензуры, сколько вынесли «Русские ведомости». Они начались
с 1870
года воспрещением розничной продажи, что повторилось в 1871 и 1873
годах, за что — указаний не было: просто взяли и закрыли розничную продажу.
В 1905
году было приостановлено издание
с 22 декабря по 1 января 1906
года за то, что «редакция газеты „Русские ведомости“ во время мятежного движения, еще не кончившегося в Москве и в других городах, явно поддерживала его, собирала открыто значительные пожертвования в пользу разных забастовочных комитетов, политических ссыльных, борцов за свободу и пр.».
Восьмидесятые
годы были расцветом «Русских ведомостей». Тогда в них сотрудничали: М.Е. Салтыков-Щедрин, Глеб Успенский, Н.Н. Златовратский, А.П. Чехов, Д.Н. Мамин-Сибиряк, К.М. Станюкович, А.Н. Плещеев, Н.Е. Каронин, Г.А. Мачтет, Н.К. Михайловский, А.
С. Пругавин, Н.М. Астырев, Л.Н. Толстой, статьи по театру писал В.И. Немирович-Данченко.
Огромное впечатление произвел на меня рассказ о гибели экипажа «Жаннеты» среди льдов и вод, над которыми через пятьдесят
лет мчали по воздуху советские герои-летчики челюскинцев и спасли сто одного человека
с корабля, раздавленного льдами.
В тундре были страшные бураны. Только на следующее
лето Мельвиль, перезимовавший в Якутске, отправился
с Ниндерманом и Нороссом на поиски и нашел тела товарищей близ той самой землянки, откуда матросы ушли на разведку. Тела были собраны Мельвилем и похоронены на каменном кургане, единственном возвышении в тундре. На кургане был воздвигнут большой деревянный крест
с именами погибших.
Еще в 1871
году, когда я шел в бурлацкой лямке, немало мы схоронили в прибрежных песках Волги умерших рядом
с нами товарищей, бурлаков, а придя в Рыбинск и работая конец
лета на пристани, в артели крючников, которые умирали тут же, среди нас, на берегу десятками и трупы которых по ночам отвозили в переполненных лодках хоронить на песчаный остров, — я немало повидал холерных ужасов.
Мне уже пришлось до поездки в Донскую область этим
летом видеть холеру в Нижнем, во время ярмарки, и очень оригинальную
с ней борьбу.
Приняв от него это благословение, я распрощался
с милыми людьми, — и мы
с Иваном очутились в выгоревшей, пыльной степи… Дальнейшие подробности со всеми ужасами опускаю, — да мне они уж и не казались особенными ужасами после моей командировки несколько
лет тому назад за Волгу, в Астраханские степи, на чуму, где в киргизских кибитках валялись разложившиеся трупы, а рядом шевелились черные, догнивающие люди. И никакой помощи ниоткуда я там не видел!
Старик представил меня жене, пожилой, но еще красивой южной донской красотой. Она очень обрадовалась поклону от дочери. За столом сидели четыре дочки
лет от четырнадцати и ниже. Сыновей не было — старший был на службе, а младший, реалист, — в гостях. Выпили водочки — старик любил выпить, а после борща, «красненьких» и «синеньких», как хозяйка нежно называла по-донскому помидоры, фаршированные рисом, и баклажаны
с мясом, появилась на стол и бутылочка цимлянского.
— Да вот еще Фролка. У вас его казнили вместе
с атаманом. Это неправда. Его отвели в тюрьму и несколько
лет пытали и допрашивали, где Степан клады зарыл. Возили его сыщики и по Волге, и к нам на Дон привозили. Старики в Кагальнике мне даже места указывали, где Фролка указывал. Места эти разрывали, но нашли ли что, никто не знает, тайно все делалось. Старики это слыхали от своих дедов очевидцев.
Вернувшись, я первым делом поблагодарил дочь Ивана Ивановича за знакомство
с отцом, передал ей привет из дома и мою тетрадь со стихами, где был написан и «Стенька Разин». Стихи она впоследствии переписала для печати. В конце 1894
года я выпустил первую книгу моих стихов «Забытая тетрадь».
С покупкой дома и уплатой старых долгов дивиденда первое время не было, и только на 1890
год он появился в изрядной сумме, и было объявлено, что служащие получат свою долю. И действительно, все получили, но очень мало.
В 1896
году, перед коронационными торжествами, ко мне приехал М.А. Саблин и от имени редакции просил меня давать для газеты описания событий, связанных
с торжествами.
«Береги на счастье», — сказал он мне, даря ее еще в 1878
году, когда я приехал к нему, вернувшись
с турецкой войны. И это счастье я чувствовал.
И это повторяется несколько раз — даже сам сумрачный И.М. Желтов улыбается.
Лет десять я помнил Козина
с Мосявкой.
Это было 28 ноября 1883
года. Вскоре после этого я встретил Козина
с его Мосявкой, и он сказал мне, что в числе задавленных на Рождественском бульваре был и сотрудник «Русской газеты» Свистунов-Ломоносов.
«Современные известия» около двадцати
лет издавал известный публицист Н.П. Гиляров-Платонов, бакалавр Духовной академии, славянофил и сотрудник И.
С. Аксакова.
Я только один раз был у него
летом, кажется, в мае месяце. Он, по обыкновению, лежал на диване; окна были открыты, была теплая ночь, а он в меховой шапке читал гранки. Руки никогда не подавал и, кто бы ни пришел, не вставал
с дивана.
«Московские ведомости» то и дело писали доносы на радикальную газету, им вторило «Новое время» в Петербурге, и, наконец, уже после 1 марта 1881
года посыпались кары: то запретят розницу, то объявят предупреждение, а в следующем, 1882,
году газету закрыли административной властью на шесть месяцев —
с апреля до ноября. Но И.И. Родзевич был неисправим:
с ноября газета стала выходить такой же, как и была, публика отозвалась, и подписка на 1883
год явилась блестящей.
Незадолго перед этим цензура закрыла по тем же самым мотивам журнал «Земство», выходивший
с 1880
года под редакцией В.Ю. Скалона, постоянного сотрудника «Русских ведомостей». Полоса реакции после 1 марта разыгралась вовсю!
Ошалел А.Я. Липскеров и даже обиделся. Прошло
года три. «Новости дня» опять в долгу, лошадей кредиторы
с аукциона продали. Встречаю его, он как-то весь полинял.
«Московский листок». Немного сейчас — в двадцатые
годы XX века — людей, которые знают, что это за газета. А в восьмидесятые
годы прошлого столетия «Московский листок» и в особенности его создатель — Николай Иванович Пастухов были известны не только грамотным москвичам, но даже многим и неграмотным; одни
с любопытством, другие со страхом спрашивали...
Мое знакомство
с Н.И. Пастуховым произошло в первых числах августа 1881
года в саду при театре А.А. Бренко в Петровском парке, где я служил актером. В этот вечер я играл в «Царе Борисе» Хлопко и после спектакля
с Н.П. Кичеевым, редактором «Будильника», вдвоем ужинали в саду.
Тридцать
лет я был близко знаком
с Н.И. Пастуховым и благодаря ему самому и близким к нему людям достаточно хорошо знал его прошлое.
Люблю я
летом с удочкой
Над речкою сидеть…
Когда последний в мае 1881
года был назначен министром внутренних дел, Н.И. Пастухов, учтя впечатление, которое он произвел на Н.П. Игнатьева, обратился к нему
с ходатайством о разрешении издавать в Москве ежедневную газету.
У Н.И. Пастухова осталась еще
с молодых
лет боязнь всякого начальства, и каждому власть имущему он старался угодить всеми возможными способами, давая всякому, кому только можно, взятки: кому денег даст взаймы без отдачи, у кого ненужную лошадь купит. И у главного московского цензора Назаревского купил две дачи в Пушкине за несуразно дорогую цену.
Исходил я все деревни, описал местность, стройку, трактиры, где бывал когда-то Чуркин, перезнакомился
с разбойниками, его бывшими товарищами, узнал, что он два раза был сослан на жительство в Сибирь, два раза прибегал обратно, был сослан в третий раз и умер в Сибири — кто говорит, что пристрелили, кто говорит, что в пьяной драке убили. Его жена Арина Ефимовна законно считалась три
года вдовой.
Пирушка кончилась благополучно. Я
с Васей Богдановым заночевал в келье у Памво, где явились и балык, и икра, и мадера. Были еще два монаха пожилых и старый служащий
с фабрики Балашова. Пировали до полуночи, и тут-то я узнал, и
с кем я боролся, и всю характеристику Чуркина от лиц, много
лет и очень близко знавших его.
Прошло несколько
лет. Как-то, вернувшись в Москву из поездки на юг, я нашел у себя на квартире забитый большой ящик, адресованный на мое имя, со штемпелем «Дулево, фабрика М.
С. Кузнецова».
Они оба не унывали, и Н.И. Пастухов, прощаясь
с нами, говорил, на
лету подхватывая наши слегка насмешливые улыбки...
Лет за десять до кончины
с Н.И. Пастуховым произошел случай, имевший для него тяжелые последствия.
Писарь предложил желающим подписаться и
с квитанцией идти к приставу в канцелярию. Подписка была четыре рубля за
год. Конечно, сдачи
с пяти рублей не давали. Брали квитанции, шли в канцелярию и исчезали.
Я в первый раз познакомился
с этой газетой, носившей громкое название «Московские губернские ведомости», в начале 80-х
годов, на охоте под Коломной, где в сельской лавочке в половину этой газеты мне завернули фунт мятных пряников.
Самым глухим и трудным временем для печати было, пожалуй, десятилетие
с 1881 по 1891
год, сменившее время «диктатуры сердца» и либеральных веяний, когда печать чувствовала себя относительно свободно.
Редакция сатирического и юмористического журнала «Зритель» помещалась на Тверском бульваре в доме Фальковской, где-то на третьем этаже. Тут же была и цинкография В.В. Давыдова. В.В. Давыдов был всегда весь замазанный, закоптелый, высокий и стройный, в синей нанковой, выгоревшей от кислоты блузе,
с черными от работы руками, — похожий на коммунара
с парижских баррикад 1871
года. По духу он и действительно был таким.
А.П. Сухов, которому к этому времени исполнилось двадцать шесть
лет, оставил богомаза, нанял комнатку за три рубля в месяц на Козихе и принялся за работу. Читал, учился по вечерам, начав
с грамматики, а днем писал образа по заказу купцов.
Я помню его
с семидесятых
годов, когда он жестоко пробирал московское купечество, и даже на первой полосе, в заголовке, в эти
годы печатался типичный купец в цилиндре на правое ухо и сапогах бураками, разбивавший в зале ресторана бутылкой зеркало.
Кроме Л.Л. Белянкина, я был знаком еще
с писателем Даниловым, работавшим в «Развлечении» тоже
с 1859
года,
с самого основания журнала.
В 1859
году он был сослан на Кавказ рядовым, но потом возвращен за отличия в делах
с горцами. Выслан он был за стихи, которые прочел на какой-то студенческой тайной вечеринке, а потом принес их в «Развлечение»; редактор, не посмотрев, сдал их в набор и в гранках послал к цензору. Последний переслал их в цензурный комитет, а тот к жандармскому генералу, и в результате перед последним предстал редактор «Развлечения» Ф.Б. Миллер. Потребовали и автора к жандарму. На столе лежала гранка со следующими стихами...
Стихотворение потом было где-то напечатано, а Данилов после крестьянской реформы 1861
года вернулся
с Кавказа и стал писать под псевдонимом Волинадо.
Первые
годы он не занимался журналом; его по-прежнему, как и при Ф.Б. Миллере, вел И.А. Вашков, а
с 1883
года им занялся сам А.В. Насонов.