Неточные совпадения
Наша семья жила очень дружно. Отец и дед
были завзятые охотники и рыболовы, первые медвежатники на всю округу, в одиночку с рогатиной ходили на медведя. Дед чуть не саженного роста, сухой, жилистый, носил всегда свою черкесскую косматую папаху и никогда никаких шуб, кроме лисьей, домоткацкого сукна чамарки и грубой свитки, которая
была так широка, что ею можно
было покрыть лошадь с ногами и
головой.
Учиться читать я начал лет пяти. Дед добыл откуда-то азбуку, которую я помню и сейчас до мелочей. Каждая буква
была с рисунком во всю страницу, и каждый рисунок изображал непременно разносчика: А (тогда написано
было «аз») — апельсины. Стоит малый в поддевке с лотком апельсинов на
голове. Буки — торговец блинами, Веди — ветчина, мужик с окороком, и т.д. На некоторых страницах три буквы на одной. Например...
Под буквой С — пальмовый лес, луна, показывающая, что дело происходит ночью, и на переднем плане спит стоя, прислонясь к дереву, огромный слон, с хоботом и клыками, как и
быть должно слону, а внизу два
голых негра ручной
пилой подпиливают пальму у корня, а за ними десяток негров с веревками и крючьями.
Мне
было пятнадцать лет, выглядел я по сложению много старше. И вот как-то раз, ловким обычным приемом, я перебросил через
голову боровшегося со мной толстяка Обнорского, и он, вставая, указал на меня...
Когда он успел туда прыгнуть, я и не видал. А медведя не
было, только виднелась громадная яма в снегу, из которой шел легкий пар, и показалась спина и
голова Китаева. Разбросали снег, Китаев и лесник вытащили громадного зверя, в нем
было, как сразу определил Китаев, и оказалось верно, — шестнадцать пудов. Обе пули попали в сердце. Меня поздравляли, целовали, дивились на меня мужики, а я все еще не верил, что именно я, один я, убил медведя!
Инспектора звали Тыквой за его лысую
голову. И посыпались угрозы выгнать, истолочь в порошок, выпороть и обрить на барабане всякого, кто завтра на попечительский смотр не обреется и не острижется. Приехал попечитель, длинный и бритый. И предстали перед ним старшие классы, высокие и бритые — в полумасках. Загорелые лица и белые подбородки и верхние губы свежеобритые… смешные физиономии
были.
И действительно, Иван Иванович
был выкован. Стройный, подтянутый, с нафабренными черными усами и наголо остриженной седой
головой, он держался прямо, как деревянный солдатик, и
был всегда одинаково неутомим, несмотря на свои полсотни лет.
Я пожал руку бродяге, поклонился целовальнику и вышел из теплого кабака на крыльцо. Ветер бросил мне снегом в лицо. Мне мелькнуло, что я теперь совсем уж отморожу себе уши, и я вернулся в сени, схватил с пола чистый половичок, как башлыком укутал им
голову и бодро выступил в путь. И скажу теперь, не
будь этого половика, я не писал бы этих строк.
Пью чай, в
голове думушка: где бы ночевать?.. Рассматриваю моего спящего соседа, но мне видна только кудлатая
голова, вся в известке, да торчавшие из-под
головы две руки, в которые он уткнулся лицом. Руки тоже со следами известки, въевшейся в кожу.
Пью, смотрю на оборванцев, шлепающих по сырому полу снежными опорками и лаптями… Вдруг стол качнулся.
Голова зашевелилась, передо мной лицо желтое, опухшее. Пьяные глаза он уставил на меня и снова опустил
голову. Я продолжал
пить чай… Предзакатное солнышко на минуту осветило грязные окна притона. Сосед опять поднял
голову, выпрямился и сел на стуле, постарался встать и опять хлюпнулся.
Тут
было не до больницы, притом штанина располосана до
голого тела… Все бы благополучно, да приказчик из Муранова трактира скажет, что я рабочий с сорокинского завода. И придет полиция разыскивать. Думаю: «Нет, бежать!..»
Ведь я рисковал только
головой, а она недорога
была мне, лишь бы отца не подвести.
Когда кустарник по временам исчезает, на
голых камнях я висну над пропастью, одним плечом касаясь скалы, нога над бездной, а сверху грузин
напевает какой-то веселый мотив.
В день прихода нас встретили все офицеры и командир полка седой грузин князь Абашидзе, принявший рапорт от Прутникова. Тут же нас разбили по ротам, я попал в 12-ю стрелковую. Смотрю и глазам не верю: длинный, выше всех на полторы
головы подпоручик Николин, мой товарищ по Московскому юнкерскому училищу, с которым мы рядом спали и
выпивали!
— Пан-ымаешь, вниз
головой со скалы, в кусты нырнул, загремел по камням, сам, сам слышал… Меня за него чуть под суд не отдали… Приказано
было мне достать его живым или мертвым… Мы и мертвого не нашли… Знаем, что убился, пробовал спускаться, тело искать, нельзя спускаться, обрыв, а внизу глубина, дна не видно… Так и написали в рапорте, что убился в бездонной пропасти… Чуть под суд не отдали.
Я пробился к самому шару. Вдали играл оркестр. Десяток пожарных и рабочих удерживали шар, который жестоко трепало ветром. Волновался владелец шара, старичок, немец Берг, — исчез его помощник Степанов, с которым он должен
был лететь. Его ужас
был неописуем, когда подбежавший посланный из номеров сказал, что Степанов вдребезги пьян, и велел передать, что ему своя
голова дорога и что на такой тряпке он не полетит. Берг в отчаянии закричал...
Неточные совпадения
Анна Андреевна. У тебя вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в
голове; ты берешь пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что тебе глядеть на них? не нужно тебе глядеть на них. Тебе
есть примеры другие — перед тобою мать твоя. Вот каким примерам ты должна следовать.
Городничий. И не рад, что
напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не
быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в
голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Городничий. Не погуби! Теперь: не погуби! а прежде что? Я бы вас… (Махнув рукой.)Ну, да бог простит! полно! Я не памятозлобен; только теперь смотри держи ухо востро! Я выдаю дочку не за какого-нибудь простого дворянина: чтоб поздравление
было… понимаешь? не то, чтоб отбояриться каким-нибудь балычком или
головою сахару… Ну, ступай с богом!
Он, как водой студеною, // Больную
напоил: // Обвеял буйну
голову, // Рассеял думы черные, // Рассудок воротил.
Он
пил, а баба с вилами, // Задравши кверху
голову, // Глядела на него.