Неточные совпадения
С тех
пор ни она, ни Коробов
в Вологде не бывали.
Что значило это «не буду», так до сих
пор никто и не знает. Дело разбиралось
в Петербургском окружном суде, пускали по билетам. Натали показала, что она, веря
в искусство мужа, сама предложила стрелять
в нее, и Коля заявил, что стрелял наверняка, именно желая отстрелить кончик уха.
В семье Разнатовских, по крайней мере при мне, с тех
пор не упоминали имени Саши, а ссыльный Николай Михайлович Васильев, мой репетитор, говорил, что Саша бежал за границу и переменил имя.
Около того же времени исчез сын богатого вологодского помещика, Левашов, большой друг Саши, часто бывавший у нас. Про него потом говорили, что он ушел
в народ, даже кто-то видел его на Волге
в армяке и
в лаптях, ехавшего вниз на пароходе среди рабочих. Мне Левашов очень памятен — от него первого я услыхал новое о Стеньке Разине, о котором до той
поры я знал, что он был разбойник и его за это проклинают анафемой
в церквах Великим постом.
В гимназии о нем учили тоже не больше этого.
А потом подошел и прочел всю афишу, буквы которой до сих
пор горят у меня
в памяти, как начертанные огненные слова на стене дворца Валтасара.
Но с тех
пор в морозы больше 40 градусов нас отпускали обратно.
— Суводь [Суводь —
порыв встречного течения.], робя, держись. О-го-го-го… — загремело с расшивы, попавшей
в водоворот.
Элегическое настроение иногда сменялось
порывом. Я вскакивал, прыгал наверх к рулевому, и
в голове бодро звучало...
И далее,
в трудные миги моей жизни, там, где требовался подъем
порыва, звучал бодряще и зажигал «белый пудель», а «черный пудель» требовал упорства и поддерживал настроение
порыва…
Мы жили на солдатском положении, только пользовались большей свободой. На нас смотрело начальство сквозь пальцы, ходили
в трактир играть на бильярде, удирая после поверки, а
порою выпивали.
В лагерях было строже. Лагерь был за Ярославлем, на высоком берегу Волги, наискосок от того места за Волгой, где я
в первый раз
в бурлацкую лямку впрёгся.
Я просидел сутки
в жаркий день после ночного дождя, и ужас этих суток до сих
пор помню.
Он уехал, а я сунул
в карман руки и… нашел
в правом кармане рублевую бумажку, а
в ней два двугривенных и два пятиалтынных. И когда мне успел их сунуть мой собеседник, так и до сих
пор не понимаю. Но сделал это он необычайно ловко и совершенно кстати.
Я колол дрова, а он рассказывал, как прежде сам табак из махорки
в деревянной ступе ухватом тер, что, впрочем, для меня не новость. Мой дед тоже этим занимался, и рецепт его удивительно вкусного табака у меня до сей
поры цел.
— На завод
пора, а я, мотри, мал, того… — И стал шарить
в карманах… Потом вынул две копейки, кинул их на стол. — Мотри, только один семик… добавь тройчак на шкалик… охмелюсь и пойду! — обратился он ко мне.
Десятки лет прошло с тех
пор. Костя Попов служил на Западе
в каком-то пехотном полку и переписывался со мной. Между прочим, он был женат на сестре знаменитого ныне народного артиста
В.И. Качалова, и когда, тогда еще молодой, первый раз он приехал
в Москву, то он привез из Вильны мне письмо от Кости.
С той
поры свободные вечера я часто проводил у них и окончательно бросил мой гулевой порядок жизни и даже ударился
в лирику, вместо моих прежних разудалых бурлацких песен.
Мой Гамлет
в лосиновых сапожищах и
в тюленьей, шерстью вверх, куртке, с размаху, безотчетным
порывом прыгает тигром на табурет дубовый, который не опрокинешь, и
в тон этого прыжка гремят слова зверски-злорадно, вслед удирающему королю
в пурпурной, тоже ограбленной где-то мантии, — слова...
Изобразить надо все эти мерзости
в стиле полудикого варварства, хитрость хищного зверя
в каждом лице, грубую ложь и дикую силу, среди которых затравливаемый зверь — Гамлет, «первый
в Дании боец», полный благородных
порывов, борется притворством и хитростью с таким же орудием врага, обычным тогда орудием войны удалых северян, где сила и хитрость — оружие…
Все мы имеем маленькую слабость немножко пощадить себя, а постараемся лучше приискать какого-нибудь ближнего, на ком бы выместить свою досаду, например, на слуге, на чиновнике, нам подведомственном, который
в пору подвернулся, на жене или, наконец, на стуле, который швырнется черт знает куда, к самым дверям, так что отлетит от него ручка и спинка: пусть, мол, его знает, что такое гнев.
Не мадригалы Ленский пишет // В альбоме Ольги молодой; // Его перо любовью дышит, // Не хладно блещет остротой; // Что ни заметит, ни услышит // Об Ольге, он про то и пишет: // И полны истины живой // Текут элегии рекой. // Так ты, Языков вдохновенный, //
В порывах сердца своего, // Поешь бог ведает кого, // И свод элегий драгоценный // Представит некогда тебе // Всю повесть о твоей судьбе.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Нет, этого уже невозможно выгнать: он говорит, что
в детстве мамка его ушибла, и с тех
пор от него отдает немного водкою.
Аммос Федорович (
в сторону).Вот выкинет штуку, когда
в самом деле сделается генералом! Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Ну, брат, нет, до этого еще далека песня. Тут и почище тебя есть, а до сих
пор еще не генералы.
Хлестаков. Нет, батюшка меня требует. Рассердился старик, что до сих
пор ничего не выслужил
в Петербурге. Он думает, что так вот приехал да сейчас тебе Владимира
в петлицу и дадут. Нет, я бы послал его самого потолкаться
в канцелярию.
До сих
пор не могу прийти
в себя.
Артемий Филиппович. Человек десять осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С тех
пор, как я принял начальство, — может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти
в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.