Великолепный актер, блестящий рассказчик, талантливый писатель, добрый, жизнерадостный человек, он оставил яркий след в истории русского театра, перенеся на сцену произведения наших великих писателей, и не мечтавших, когда они писали, что мысли и слова их, иллюстрируемые живым человеком, предстанут
на сцене перед публикой.
Неточные совпадения
Аплодисмент снова раздался. Вице-губернатор отвернулся и стал смотреть
на губернаторскую ложу. Впечатление этой
сцены было таково, что конец действия
публика уже слушала в каком-то утомлении от перенесенных ощущений. Антракт
перед четвертым действием тянулся довольно долго. Годнева просила не поднимать занавеса. Заметно утомленная, сидела она
на скамейке Неизвестного.
Перед ней стоял Козленев с восторженным выражением в лице.
причем Яковлев вскрикивал, как исступленный, ударяя ладонью по рукоятке меча, — приводили зрителей в неистовый восторг, от которого даже останавливался ход пиесы; я бесился и
перед этими стихами заранее выбегал в театральный коридор, чтоб пощадить свои уши от безумного крика, топанья и хлопанья. Яковлев до того забывался, что иногда являлся
на сцене в нетрезвом виде. Но
публика не замечала или не хотела заметить — и хлопала, по обыкновению.
Перед его вступлением
на сцену некоторое время занимался им знаменитый ветеран театрального искусства Иван Афанасьевич Дмитревский, и потому-то первые дебюты Яковлева снискали ему благосклонность
публики, которая неумеренными знаками одобрения поспешила испортить своего любимца.
Конечно, роли он не знал и читал ее такими стихами, что даже у актеров, давно привыкших к тому, что
публика — дура и ничего не понимает, становились волосы дыбом. Но особенно отличался он в той
сцене, где Иоанн в покаянном припадке становится
на колени и исповедуется
перед боярами: «Острупился мой ум» и т. д.
На каком вам угодно балу или [великосветском] вечере, за званым обедом, в каком хотите собрании, где довольно много
публики, разговоритесь с первым попавшимся
на глаза болтуном о других господах, которые будут подвертываться вам
на глаза: боже мой, сколько грязных историй, [отвратительных анекдотов,] безобразных
сцен передадут вам чуть не о половине присутствующих!..