Неточные совпадения
Я не свожу глаз с Ермоловой — она боится пропустить каждый звук. Она живет. Она едет по этим полям в полном одиночестве
и радуется простору, волнам золотого
моря колосьев, стаям птиц. Это я вижу в ее глазах, вижу, что для нее нет ничего окружающего ее, ни седого Юрьева, который возвеличил ее своей пьесой, ни Федотовой, которая не радуется новой звезде, ни Рено, с ее красотой, померкшей перед ней, полной жизни
и свежести… Она смотрит вдаль… Видит только поля, поля, поля…
Неудержимо потянула меня степь-матушка. Уехали мы со скорым поездом на другое утро — не простился ни с кем
и всю Москву забыл. Да до Москвы ли! За Воронежем степь с каждым часом все изумруднее… Дон засинел… А там первый раз в жизни издалека синь
море увидал. Зимовник оказался благоустроенным. Семья Бокова приняла меня прекрасно… Опять я в табунах — только уж не табунщиком, а гостем. Живу — не нарадуюсь!
Под нами был весь Кавказ с его снеговым хребтом, с пропастями, стремнинами, пиками, а ниже — с курчавой зеленью лесов. Вдали юг
и восток были закрыты туманами,
и Черное
море сияло, как эмаль, а на севере пестрели леса, плавни, степи, беспредельные, местами подернутые мглой…
— Я ел землю, я был на самом верху, на гребне Орлиного Гнезда,
и был сброшен оттуда…
И как счастливо упал! Я был уже на вершине Орлиного Гнезда, когда у защищавшихся не было патронов, не хватало даже камней. На самом гребне скалы меня столкнули трупом. Я, падая, ухватился за него,
и мы вместе полетели в стремнину. Ночью я пришел в себя, вылез из-под трупа
и ушел к
морю…
Я поехал домой
морем на Таганрог
и далее.
Еще в гимназии я много перечитал рыцарских романов, начиная с «Айвенго», интересовался скандинавами
и нарисовал себе в этом духе
и «Гамлета»,
и двор короля, полудикого морского разбойника, украшавшего свой дворец звериными шкурами
и драгоценностями, награбленными во время набегов на богатые города Средиземного
моря.
Вдруг Гамлет-Вольский выпрямился, повернулся к Горацио, стоявшему почти на авансцене спиной к публике. Его глаза цвета серого
моря от расширенных зрачков сверкали черными алмазами, блестели огнем победы…
И громовым голосом, единственный раз во всей пьесе, он с торжествующей улыбкой бросил...
От восторга тамбовские помещики, сплошь охотники
и лихие наездники, даже ногами затопали, но гудевший зал замер в один миг, когда Вольский вытянутыми руками облокотился на спинку стула
и легким, почти незаметным наклоном головы, скорее своими ясными глазами цвета северного
моря дал знать, что желание публики он исполнит. Артист слегка поднял голову
и чуть повернул влево, вглубь, откуда раздался первый голос: «Гамлета! Быть или не быть!»
А публика еще ждет. Он секунду, а может быть, полминуты глядит в одну
и ту же точку —
и вдруг глаза его, как серое северное
море под прорвавшимся сквозь тучи лучом солнца, загораются черным алмазом, сверкают на миг мимолетной улыбкой зубы,
и он, радостный
и оживленный, склоняет голову. Но это уж не Гамлет, а полный жизни, прекрасный артист Вольский.
Проходя мимо нас, он бросил взгляд на наш стол, но мысли его были где-то далеко, он нас не заметил,
и эти глаза цвета серого
моря подтвердили, что они мне знакомы. Да где же, где я его видел? Так
и не припомнил!
Ни одного жеста, ни одного движения. А недвижные глаза, то черные от расширенных зрачков, то цвета серого
моря, смотрят прямо в мои глаза. Я это вижу, но не чувствую его взгляда. Да ему
и не надо никого видеть. Блок читал не для слушателей: он, глядя на них, их не видел.
Тогда в его глазах на один миг сверкают черные алмазы.
И опять туман серого
моря,
и опять то же искание ответа. Это Гамлет, преображенный в поэта, или поэт, преображенный в Гамлета. Вот на миг он что-то видит не видящим нас взором
и говорит о том, что видит. Да, он видит… видит… Он видит, что
Какие б чувства ни таились // Тогда во мне — теперь их нет: // Они прошли иль изменились… // Мир вам, тревоги прошлых лет! // В ту пору мне казались нужны // Пустыни, волн края жемчужны, //
И моря шум, и груды скал, // И гордой девы идеал, // И безыменные страданья… // Другие дни, другие сны; // Смирились вы, моей весны // Высокопарные мечтанья, // И в поэтический бокал // Воды я много подмешал.
— Ты видишь, — подхватил старичок, — что он тебя в глаза обманывает. Все беглецы согласно показывают, что в Оренбурге голод
и мор, что там едят мертвечину, и то за честь; а его милость уверяет, что всего вдоволь. Коли ты Швабрина хочешь повесить, то уж на той же виселице повесь и этого молодца, чтоб никому не было завидно.
Неточные совпадения
Аммирал-вдовец по
морям ходил, // По
морям ходил, корабли водил, // Под Ачаковом бился с туркою, // Наносил ему поражение, //
И дала ему государыня // Восемь тысяч душ в награждение.
Постой! уж скоро странничек // Доскажет быль афонскую, // Как турка взбунтовавшихся // Монахов в
море гнал, // Как шли покорно иноки //
И погибали сотнями — // Услышишь шепот ужаса, // Увидишь ряд испуганных, // Слезами полных глаз!
Великие сподвижники //
И по сей день стараются — // На дно
морей спускаются, // Под небо подымаются, — // Всё нет
и нет ключей!
Константинополь, бывшая Византия, а ныне губернский город Екатериноград, стоит при излиянии Черного
моря в древнюю Пропонтиду
и под сень Российской Державы приобретен в 17… году, с распространением на оный единства касс (единство сие в том состоит, что византийские деньги в столичном городе Санкт-Петербурге употребление себе находить должны).
Голос обязан иметь градоначальник ясный
и далеко слышный; он должен помнить, что градоначальнические легкие созданы для отдания приказаний. Я знал одного градоначальника, который, приготовляясь к сей должности, нарочно поселился на берегу
моря и там во всю мочь кричал. Впоследствии этот градоначальник усмирил одиннадцать больших бунтов, двадцать девять средних возмущений
и более полусотни малых недоразумений.
И все сие с помощью одного своего далеко слышного голоса.