Неточные совпадения
Сам я играл Держиморду и
в костюме квартального следил за выходами. Меня выпустил Вася. Он отворил дверь и высунул меня на сцену, так что я чуть не запнулся. Загремел огромными сапожищами со шпорами и действительно рявкнул на весь театр: «Был по приказанию», за что «съел аплодисменты» и вызвал одобрительную улыбку городничего — Григорьева, зажавшего мягкой ладонью мне рот. Это была моя вторая фраза, произнесенная на сцене,
в первой все-таки уже ответственной
роли.
В следующем спектакле «Ревизора», перед Рождеством, я уже играл Добчинского, и эта
роль осталась за мной и далее. Вася играл почтмейстера, и мы оба по очереди следили за выходами.
Здесь он недурно исполнял
роли благородных отцов и окончил мирно свое земное странствие
в Москве, каким-то путем попав на небольшие
роли в Малый театр. Иногда
в ресторане Вельде или «Альпийской розе» он вспоминал свое прошлое, как он из бедного еврейского местечка на Волыни убежал от родителей с труппой бродячих комедиантов, где-то на ярмарке попал к Григорьеву и прижился у него на десятки лет.
«
В тамбовском театре под управлением К. К. Звездочкина
в бенефис К. К. Звездочкина поставлена будет „Свадьба Кречинского“.
Роль Расплюева исполнит бенефициант».
Ее любимицей была старшая Соня,
в полном смысле красавица, с великолепным голосом, который музыкальная мачеха, хорошая певица, развила
в ней сама, и маленькая девочка стала вскоре
в подходящих
ролях выступать
в театре отца, а Вася стал помощником режиссера.
В пачке запыленных афиш, висевших на стене комнаты
В. Т. Островского, я увидал старую тамбовскую афишу: «Птички певчие» — бенефис А. Д. Давыдова.
Роль Периколы исполнит С. Г. Бороздина».
Это был второстепенный актер, игравший первые
роли в разных южных городках, но более известный как аферист, игрок и сутенер.
Удавались ему
роли простаков и вторые
в оперетках.
На афише было объявлено, что заглавную
роль исполнит Н.П. Изорин, выступавший
в ней
в Париже.
Я видел лучших актеров
в этой
роли, от Далматова до Петипа включительно, и все-таки считаю Изорина наилучшим, и Гувернера лучшего я тоже никогда не видывал.
Изорин сначала вынимал из поднесенного портсигара папироски «Заря», два десятка которых купил
в городе, а потом где-то
в деревне раздобыл махорку и до самого Кирсанова искуривал уцелевшую
в кармане какую-то
роль, затягиваясь с наслаждением «собачьей ножкой», и напевал вполголоса: «Allons enfants de la patrie», благо
в глухой степи некому запретить ни «Марсельезу» якобинцу, ни дворянскую фуражку сыну деревенского портного.
Ваня Семилетов нашел нам квартиры дешевые, удобные, а кто хотел — и с харчами. Сам он жил у отца Белова, которого и взял портным
в театр. Некоторые актеры встали на квартиры к местным жителям, любителям драматического искусства.
В Тамбов приехали Казаковы и Львов-Дитю. Григорий Иванович был у больной дочери. Его
роли перешли к Львову, и он
в день открытия играл Городничего
в «Ревизоре».
Обменявшись рассказами о наших злоключениях, мы завалились спать. Корсиков
в уборной устроил постель из пачек
ролей и закрылся кацавейкой, а я завернулся
в облака и море, сунул под голову крышку гроба из «Лукреции Борджиа» и уснул сном счастливого человека, достигшего своей цели.
— Ну-с, это было еще перед волей,
в Курске. Шел «Велизарий». Я играл Евтропия, да
в монологе на первом слове и споткнулся. Молчу. Ни
в зуб толкнуть. Пауза, неловкость. Суфлер растерялся. А Николай Карлович со своего трона ко мне, тем же своим тоном, будто продолжает свою
роль: «Что же ты молчишь, Евтропий? Иль
роли ты не знаешь? Спроси суфлера, он тебе подскажет. Сенат и публика уж ждут тебя давно».
Огромного роста, силы необычайной и «голос, шуму вод подобный».
В своих любимых
ролях — Прокопия Ляпунова, боярина Басенка, Кузьмы Рощина — он конкурировал с Н.X. Рыбаковым.
Мы познакомились с Бурлаком
в 1877 году и сразу подружились, вместе служили
в саратовском летнем театре, а потом уж окончательно сошлись у А. А. Бренко, несмотря на то, что он был актер, окруженный славой, а я — актер на маленькие
роли.
Вечером я переехал к Бурлаку и старался никуда не выходить, чтобы не угодить
в охранку. Да и некогда было гулять: масса подготовительной работы, и, кроме того, я назубок учил данные мне
роли.
Знаменитый Модест Иванович Писарев, лучший Несчастливцев, и Ананий Яковлев, игравший вместе со своей первой женой П. А. Стрепетовой «Горькую судьбину», подняли пьесу на такую высоту, какой она не достигала даже
в Малом театре. Если огромный, красивый, могучий Писарев был прекрасен
в этой
роли, то Стрепетова, маленькая, немного сутулая, была неотразимо великолепна.
За расписывание
ролей они получали по тридцать пять копеек с акта, а акты бывали и
в семь листов и
в десять. Работа каторжная,
в день можно написать шесть-семь листов, не больше. Заработок
в день выходил от двадцати до тридцати копеек, а при самых выгодных условиях, то есть при малых актах, можно было написать копеек на сорок.
Репетировали для бенефиса Н. М. Медведевой «Эмилию Галотти». Пьеса, по обыкновению, находилась у отца, и дочка, как и всегда, прочла ее, увлеклась, переписала и выучила
роль Эмилии и опять
в школе прочла товаркам.
Перед бенефисом заболела Г. Н. Федотова. Играть некому. Бенефис пропадает. Кто-то из школы шепнул Н.М. Медведевой о дочери суфлера, читавшей
роль Эмилии. Медведева прослушала, ей понравилось, и 30 января 1870 года
в бенефисе выступила молоденькая, неведомая кордебалетная ученица.
— С трепетом сердца я пришел
в театр, но первое появление на сцене грациозной
в своей простоте девушки очаровало зал, встретивший ее восторженными аплодисментами… Успех был огромный. На другой день все газеты были сплошной похвалой молодой артистке. Положение ее
в труппе сразу упрочилось… А там что ни новая
роль, то новый успех.
Ряд разнообразных
ролей: и Марфинька
в «Царской невесте», и Весна
в «Снегурочке», и Катерина
в «Грозе», и Альдара
в «Сумасшествии от любви», Жанна д'Арк, Лауренция…
Дирекция успокоилась, потому что такой состав сохранял сбор, ожидавшийся на отмененную «Злобу дня», драму Потехина, которая прошла с огромным успехом год назад
в Малом театре, но почему-то была снята с репертуара. Главную женскую
роль тогда
в ней играла Ермолова.
В провинции «Злоба дня» тоже делала сборы. Но особый успех она имела потому, что
в ней был привлекателен аромат скандала.
Улица, очень чистая и широкая, с садами, разделявшими между собой небольшие дома, была пуста. Только вдали виднелась знакомая фигура,
в которой я сразу узнал Песоцкого. Прекрасный актер на
роли холодных любовников, фатов, он и
в жизни изящно одевался, носил небольшие усики, которые так шли к его матово-бледному, продолговатому лицу, которое или совсем не знало загара, или знало такие средства, с которыми загар не
в силах был бороться, то есть перед которыми солнце пасовало.
Оказались старые сослуживцы и знакомые по Московскому артистическому кружку — и я дома. Песоцкий взял тетрадку, возвращенную Никольским, и, указывая мне, вычеркнул всю сцену первого акта и значительно сократил сцену во втором акте, оставив только самую эффектную суть. Суфлер повторил вымарки
в писаной пьесе и передал мне
роль, которой осталось странички полторы только во втором акте. Ремарка такая: Роллер вбегает без шляпы,
в одной рубахе, изорванной
в клочья, везде сквозит тело, на шее — веревочная петля.
В первом акте я выходил Роллером без слов, одетый
в черный плащ и шляпу. Одевался я
в уборной Н. С. Песоцкого, который свою любимую
роль Карла уступил молодому актеру Далматову. Песоцкий зашел ко мне, когда я, надев чулки и черные трусики, туго перехватив их широким поясом, обулся
в легкие башмаки вместо тяжелых высоких сапог и почувствовал себя вновь джигитом и легким горцем и встал перед зеркалом.
Дебют был удачен. На другой день шла «Свадьба Кречинского». Я играл купца Щебнева и удостоился вызова. Вчера я выходил вместе с Далматовым под фамилией Никольского, а сегодня Погодин, не спросив меня, поставил мою настоящую фамилию, чему я,
в конце концов, был рад. Мне стали давать
роли, отношение товарищей прекрасное. Завелись приятные знакомства.
Выходит огромная афиша о бенефисе артиста Тамары: «Гамлет принц Датский. Трагедия Шекспира.
В заглавной
роли — бенефициант. При участии знаменитой артистки Цецилии Арнольдовны Райчевой, которая исполнит „Письмо Периколы“…
В списке исполнителей
ролей ее нет. Офелия — Бороздина, королева — Микульская. «При чем Райчева?» — недоумевала публика. А бенефициант во фраке, на лучшем извозчике, носится по домам меценатов, «делает визиты» по лучшим магазинам, трактирам, клубам и всучивает билеты, отвечая на все вопросы только одним...
А тогда Струкова была совсем молоденькой. Она только что начинала свою сценическую жизнь, и ее театральным обучением руководил Песоцкий, который
в то время, когда я лежал, проходил с нею Офелию. Эта первая крупная
роль удалась ей прекрасно.
Актер Ф. К. Вольский хоть и был ростом немного выше среднего, но вся его фигура, энергичная походка и каждое движение обнаруживали
в нем большую силу и гимнастическую ловкость. Свежее строгое лицо с легким румянцем, выразительные серые глаза и переливной голос, то полный нежности, то неотразимо грозный, смотря по исполняемой
роли.
— Почему же? Мы вас перенесем
в первую кулису… Увидите, увидите, я устрою. Я хочу, чтобы вы видели меня
в моей любимой
роли. — Взял книгу и своими неслышными шагами вышел, потом повернулся ко мне и, мило улыбаясь, сказал: — Вы «Гамлета» увидите! — И так же неслышно исчез
в глубине следующей комнаты.
Летние сезоны Вольский никогда не служил и, окончив зимний, ехал на весну и лето к своему отцу,
в его имение, занимался хозяйством, охотился, готовил новые
роли. Он остался по просьбе губернаторши, чтоб участвовать
в воскресенье на второй неделе поста
в литературном вечере, который устраивался
в пользу какого-то приюта.
Неточные совпадения
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя
в голове, — один из тех людей, которых
в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не
в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту
роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
Когда мы мним, что счастию нашему нет пределов, что мудрые законы не про нас писаны, а действию немудрых мы не подлежим, тогда являются на помощь законы средние, которых
роль в том и заключается, чтоб напоминать живущим, что несть на земле дыхания, для которого не было бы своевременно написано хотя какого-нибудь закона.
Это важно», говорил себе Сергей Иванович, чувствуя вместе с тем, что это соображение для него лично не могло иметь никакой важности, а разве только портило
в глазах других людей его поэтическую
роль.
Вронский был
в эту зиму произведен
в полковники, вышел из полка и жил один. Позавтракав, он тотчас же лег на диван, и
в пять минут воспоминания безобразных сцен, виденных им
в последние дни, перепутались и связались с представлением об Анне и мужике-обкладчике, который играл важную
роль на медвежьей охоте; и Вронский заснул. Он проснулся
в темноте, дрожа от страха, и поспешно зажег свечу. ― «Что такое?
Он знал очень хорошо, что
в глазах этих лиц
роль несчастного любовника девушки и вообще свободной женщины может быть смешна; но
роль человека, приставшего к замужней женщине и во что бы то ни стало положившего свою жизнь на то, чтобы вовлечь ее
в прелюбодеянье, что
роль эта имеет что-то красивое, величественное и никогда не может быть смешна, и поэтому он с гордою и веселою, игравшею под его усами улыбкой, опустил бинокль и посмотрел на кузину.