Когда надобно было перенести кроватку, Дуня заперла дверь и, рыдая, бросилась
на колени перед иконой, схватила ручонку дочери и крестила ее.
Когда он вернулся, из его окна всю ночь светился огонь на кусты жасмина, на бурьян и подсолнухи, а в избе виднелась фигура ябедника, то падавшего
на колени перед иконой, когда иссякало вдохновение, то усиленно строчившего…
Молящихся было немного: две-три старухи-мещанки, из которых две лежали вниз лицом; мужичок в сером кафтане, который стоял
на коленях перед иконой и, устремив на нее глаза, бормотал какую-то молитву, покачивая по временам своей белокурой всклоченной головой.
В избе на рюминском хуторе тоже видно было, что народ гуляет; даже Алены не было дома, и только одна Петровна стояла
на коленях перед иконой и, тепля грошовую свечечку из желтого воска, клала земные поклоны, плакала и, задыхаясь, читала: «Буди благословен день и час, в онь же господь наш Иисус Христос страдание претерпел».
Неточные совпадения
Сложив свои огромные руки
на груди, опустив голову и беспрестанно тяжело вздыхая, Гриша молча стоял
перед иконами, потом с трудом опустился
на колени и стал молиться.
Он жил тихо, ходил бесшумно, говорил пониженным голосом. Иногда его выцветшая борода и пустые глаза высовывались откуда-то из-за угла и тотчас исчезали.
Перед сном он долго стоял в буфете
на коленях у образа с неугасимой лампадой, — я видел его сквозь глазок двери, похожий
на червонного туза, но мне не удалось видеть, как молится буфетчик: он просто стоял и смотрел
на икону и лампаду, вздыхая, поглаживая бороду.
Она схватила его за руку и повлекла в комнату, где хрустальная лампада горела
перед образами, и луч ее сливался с лучом заходящего солнца
на золотых окладах, усыпанных жемчугом и каменьями; —
перед иконой богоматери упала Ольга
на колени, спина и плечи ее отделяемы были бледнеющим светом зари от темных стен; а красноватый блеск дрожащей лампады озарял ее лицо, вдохновенное, прекрасное, слишком прекрасное для чувств, которые бунтовали в груди ее;
Жаловаться
на людей — не мог, не допускал себя до этого, то ли от гордости, то ли потому, что хоть и был я глуп человек, а фарисеем — не был. Встану
на колени перед знамением Абалацкой богородицы, гляжу
на лик её и
на ручки, к небесам подъятые, — огонёк в лампаде моей мелькает, тихая тень гладит
икону, а
на сердце мне эта тень холодом ложится, и встаёт между мною и богом нечто невидимое, неощутимое, угнетая меня. Потерял я радость молитвы, опечалился и даже с Ольгой неладен стал.
Поправляя однажды
перед всенощной свечи у
иконы богородицы, вижу — и она и младенец смотрят
на меня серьёзно и задушевно таково… Заплакал я и встал
на колени пред ними, молясь о чём-то — за Лариона, должно быть. Долго ли молился — не знаю, но стало мне легче — согрелся сердцем и ожил я.