Неточные совпадения
Впрочем, Негров и без мундира мог тогда еще нравиться; хотя ему было под сорок, но, благодаря доброму здоровью, он сохранил
себя удивительно, и, от природы не слишком речистый, он
имел ту развязность, которую
имеют все военные, особенно служившие
в кавалерии; остальные недостатки, какие могла
в нем открыть невеста, богато искупались прекрасными усами, щегольски отделанными на тот раз.
Некому было ей сообщить все занимавшее ее, все собиравшееся
в груди; под конец, не
имея силы носить всего
в себе, она попала на мысль, очень обыкновенную у девушки: она стала записывать свои мысли, свои чувства.
— Только прошу не думать о Любонькиной руке, пока не получите места. После всего советую, государь мой, быть осторожным: я буду
иметь за вами глаза да и глаза. Вам почти и оставаться-то у меня
в доме неловко. Навязали и мы
себе заботу с этой Любонькой!
Разговор этот, само
собою разумеется, не принес той пользы, которой от него ждал доктор Крупов; может быть, он был хороший врач тела, но за душевные болезни принимался неловко. Он, вероятно, по собственному опыту судил о силе любви: он сказал, что был несколько раз влюблен, и, следственно,
имел большую практику, но именно потому-то он и не умел обсудить такой любви, которая бывает один раз
в жизни.
Вы можете
себе представить, сколько разных дел прошло
в продолжение сорока пяти лет через его руки, и никогда никакое дело не вывело Осипа Евсеича из
себя, не привело
в негодование, не лишило веселого расположения духа; он отроду не переходил мысленно от делопроизводства на бумаге к действительному существованию обстоятельств и лиц; он на дела смотрел как-то отвлеченно, как на сцепление большого числа отношений, сообщений, рапортов и запросов,
в известном порядке расположенных и по известным правилам разросшихся; продолжая дело
в своем столе или сообщая ему движение, как говорят романтики-столоначальники, он
имел в виду, само
собою разумеется, одну очистку своего стола и оканчивал дело у
себя как удобнее было: справкой
в Красноярске, которая не могла ближе двух лет возвратиться, или заготовлением окончательного решения, или — это он любил всего больше — пересылкою дела
в другую канцелярию, где уже другой столоначальник оканчивал по тем же правилам этот гранпасьянс; он до того был беспристрастен, что вовсе не думал, например, что могут быть лица, которые пойдут по миру прежде, нежели воротится справка из Красноярска, — Фемида должна быть слепа…
С раннего утра передняя была полна аристократами Белого Поля; староста стоял впереди
в синем кафтане и держал на огромном блюде страшной величины кулич, за которым он посылал десятского
в уездный город; кулич этот издавал запах конопляного масла, готовый остановить всякое дерзновенное покушение на целость его; около него, по бортику блюда, лежали апельсины и куриные яйца; между красивыми и величавыми головами наших бородачей один только земский отличался костюмом и видом: он не только был обрит, но и порезан
в нескольких местах, оттого что рука его (не знаю, от многого ли письма или оттого, что он никогда не встречал прелестное сельское утро не выпивши, на мирской счет,
в питейном доме кружечки сивухи)
имела престранное обыкновение трястись, что ему значительно мешало отчетливо нюхать табак и бриться; на нем был длинный синий сюртук и плисовые панталоны
в сапоги, то есть он напоминал
собою известного зверя
в Австралии, орниторинха,
в котором преотвратительно соединены зверь, птица и амфибий.
Часа через три он возвратился с сильной головной болью, приметно расстроенный и утомленный, спросил мятной воды и примочил голову одеколоном; одеколон и мятная вода привели немного
в порядок его мысли, и он один, лежа на диване, то морщился, то чуть не хохотал, — у него
в голове шла репетиция всего виденного, от передней начальника губернии, где он очень приятно провел несколько минут с жандармом, двумя купцами первой гильдии и двумя лакеями, которые здоровались и прощались со всеми входящими и выходящими весьма оригинальными приветствиями, говоря: «С прошедшим праздничком», причем они, как гордые британцы, протягивали руку, ту руку, которая
имела счастие ежедневно подсаживать генерала
в карету, — до гостиной губернского предводителя,
в которой почтенный представитель блестящего NN-ского дворянства уверял, что нельзя нигде так научиться гражданской форме, как
в военной службе, что она дает человеку главное; конечно,
имея главное, остальное приобрести ничего не значит; потом он признался Бельтову, что он истинный патриот, строит у
себя в деревне каменную церковь и терпеть не может эдаких дворян, которые, вместо того чтоб служить
в кавалерии и заниматься устройством имения, играют
в карты, держат француженок и ездят
в Париж, — все это вместе должно было представить нечто вроде колкости Бельтову.
Хандра Бельтова, впрочем, не
имела ни малейшей связи с известным разговором за шестой чашкой чаю; он
в этот день встал поздно, с тяжелой головой; с вечера он долго читал, но читал невнимательно,
в полудремоте, —
в последние дни
в нем более и более развивалось какое-то болезненное не по
себе, не приходившее
в ясность, но располагавшее к тяжелым думам, — ему все чего-то недоставало, он не мог ни на чем сосредоточиться; около часу он докурил сигару, допил кофей, и, долго думая, с чего начать день, со чтения или с прогулки, он решился на последнее, сбросил туфли, но вспомнил, что дал
себе слово по утрам читать новейшие произведения по части политической экономии, и потому надел туфли, взял новую сигару и совсем расположился заняться политической экономией, но, по несчастию, возле ящика с сигарами лежал Байрон; он лег на диван и до пяти часов читал — «Дон-Жуана».
С начала знакомства Бельтов вздумал пококетничать с Круциферской; он приобрел на это богатые средства, его трудно было запугать аристократической обстановкой или ложной строгостью; уверенный
в себе, потому что
имел дело с очень не трудными красотами, ловкий и опасно дерзкий на язык, он
имел все, чтоб оглушить совесть провинциалки, но догадливый Бельтов тотчас оставил пошлое ухаживание, поняв, что на такого зверя тенеты слишком слабы.
Прошло пять лет с тех пор, как он принял на
себя должность старшего учителя и заведывателя школы; он делал втрое больше, нежели требовали его обязанности,
имел небольшую библиотеку, открытую для всего селения,
имел сад,
в котором копался
в свободное время с детьми.
Я
в этой суете не
имела времени остаться наедине с
собою; моя болезнь, болезнь Яши, хлопоты не давали мне ни минуты углубиться
в себя.
Неточные совпадения
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет
в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за
собою не
имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Стародум. Оставя его, поехал я немедленно, куда звала меня должность. Многие случаи
имел я отличать
себя. Раны мои доказывают, что я их и не пропускал. Доброе мнение обо мне начальников и войска было лестною наградою службы моей, как вдруг получил я известие, что граф, прежний мой знакомец, о котором я гнушался вспоминать, произведен чином, а обойден я, я, лежавший тогда от ран
в тяжкой болезни. Такое неправосудие растерзало мое сердце, и я тотчас взял отставку.
Только однажды, выведенный из терпения продолжительным противодействием своего помощника, он дозволил
себе сказать:"Я уже
имел честь подтверждать тебе, курицыну сыну"… но тут же спохватился и произвел его
в следующий чин.
Конечно, современные нам академии
имеют несколько иной характер, нежели тот, который предполагал им дать Двоекуров, но так как сила не
в названии, а
в той сущности, которую преследует проект и которая есть не что иное, как «рассмотрение наук», то очевидно, что, покуда царствует потребность
в «рассмотрении», до тех пор и проект Двоекурова удержит за
собой все значение воспитательного документа.
— Проповедник, — говорил он, — обязан
иметь сердце сокрушенно и, следственно, главу слегка наклоненную набок. Глас не лаятельный, но томный, как бы воздыхающий. Руками не неистовствовать, но, утвердив первоначально правую руку близ сердца (сего истинного источника всех воздыханий), постепенно оную отодвигать
в пространство, а потом вспять к тому же источнику обращать.
В патетических местах не выкрикивать и ненужных слов от
себя не сочинять, но токмо воздыхать громчае.