— Грубиянка эдакая! Да кто тебе говорит — броситься на шею… так ты эдак хочешь исполнить
волю матери… не видала никогда! Что, у тебя мать дура или пьяная какая, что не умеет выбрать тебе жениха! Царевна какая!
— Да, но если б он не по
воле матери, а просто, сам?… — говорила Кити, чувствуя, что она выдала свою тайну и что лицо её, горящее румянцем стыда, уже изобличило её.
— Отчего ж не может? — перебила стремительно княжна. — Одна моя кузина, очень богатая девушка, вышла против
воли матери за одного кавалергарда. У него ничего не было; только он был очень хорош собой и чудо как умен.
Княжна Анастасия была лет на восемь старше братьев и воспитывалась, по некоторым обстоятельствам, против
воли матери, в институте. Это была старая история; другая касающаяся ее история заключалась в том, что княжна шестнадцати лет, опять не по желанию матери, вышла замуж за лихой памяти старого графа Функендорфа, который сделал немало зла семье Протозановых.
Гориславская (в сторону). Что мне делать?.. Господи! умилосердись надо мной. Я скажу ему все, все!.. (Вслух.) Есть еще обстоятельство… сильнее
воли матери моей, сильнее меня самой… есть преграда, которую положил сам Господь при рождении моем и которую никто уже не в силах уничтожить.
Неточные совпадения
И там же надписью печальной // Отца и
матери, в слезах, // Почтил он прах патриархальный… // Увы! на жизненных браздах // Мгновенной жатвой поколенья, // По тайной
воле провиденья, // Восходят, зреют и падут; // Другие им вослед идут… // Так наше ветреное племя // Растет, волнуется, кипит // И к гробу прадедов теснит. // Придет, придет и наше время, // И наши внуки в добрый час // Из мира вытеснят и нас!
Разница та, что вместо насильной
воли, соединившей их в школе, они сами собою кинули отцов и
матерей и бежали из родительских домов; что здесь были те, у которых уже моталась около шеи веревка и которые вместо бледной смерти увидели жизнь — и жизнь во всем разгуле; что здесь были те, которые, по благородному обычаю, не могли удержать в кармане своем копейки; что здесь были те, которые дотоле червонец считали богатством, у которых, по милости арендаторов-жидов, карманы можно было выворотить без всякого опасения что-нибудь выронить.
И
мать давала
волю своей необузданной фантазии.
— Бабушка! разве можно прощать свою
мать? Ты святая женщина! Нет другой такой
матери… Если б я тебя знала… вышла ли бы я из твоей
воли!..
Воспитанная в самых строгих правилах беспрекословного повиновения мужней
воле, она все-таки как женщина, как жена и
мать не могла помириться с теми оргиями, которые совершались в ее собственном доме, почти у нее на глазах.