Неточные совпадения
Ефимка бывал очень доволен аристократическими воспоминаниями и обыкновенно вечером в первый
праздник, не совсем трезвый, рассказывал кому-нибудь в грязной и душной кучерской, как было дело, прибавляя: «Ведь подумаешь, какая память у Михаила-то Степановича, помнит что — а ведь это сущая правда, бывало, меня заложит в салазки, а я вожу, а он-то знай кнутиком погоняет — ей-богу, — а сколько годов, подумаешь», и он, качая головою, развязывал онучи и засыпал
на печи, подложивши свой армяк (постели он еще не
успел завести в полвека), думая, вероятно, о суете жизни человеческой и о прочности некоторых общественных положений, например дворников.
Неточные совпадения
В ту же ночь в бригадировом доме случился пожар, который, к счастию,
успели потушить в самом начале. Сгорел только архив, в котором временно откармливалась к
праздникам свинья. Натурально, возникло подозрение в поджоге, и пало оно не
на кого другого, а
на Митьку. Узнали, что Митька напоил
на съезжей сторожей и ночью отлучился неведомо куда. Преступника изловили и стали допрашивать с пристрастием, но он, как отъявленный вор и злодей, от всего отпирался.
Его отвлекали, кроме его труда, некоторые знакомства в городе, которые он
успел сделать. Иногда он обедывал у губернатора, даже был с Марфенькой, и с Верой
на загородном летнем
празднике у откупщика, но, к сожалению Татьяны Марковны, не пленился его дочерью, сухо ответив
на ее вопросы о ней, что она «барышня».
Фабрика была остановлена, и дымилась одна доменная печь, да
на медном руднике высокая зеленая железная труба водокачки пускала густые клубы черного дыма. В общем движении не принимал никакого участия один Кержацкий конец, — там было совсем тихо, точно все вымерли. В Пеньковке уже слышались песни: оголтелые рудничные рабочие
успели напиться по рудниковой поговорке: «кто
празднику рад, тот до свету пьян».
В один прекрасный осенний день, это было воскресенье или какой-нибудь
праздник, мы возвращались от обедни из приходской церкви Успения Божией Матери, и лишь только
успели взойти
на высокое наше крыльцо, как вдруг в народе, возвращающемся от обедни, послышалось какое-то движение и говор.
Бламанже был малый кроткий и нес звание «помпадуршина мужа» без нахальства и без особенной развязности, а так только, как будто был им чрезвычайно обрадован. Он
успел снискать себе всеобщее уважение в городе тем, что не задирал носа и не гордился. Другой
на его месте непременно стал бы и обрывать, и козырять, и финты-фанты выкидывать; он же не только ничего не выкидывал, но постоянно вел себя так, как бы его поздравляли с
праздником.