Неточные совпадения
Я уверен,
что моему отцу
ни разу не приходило в голову, какую жизнь он заставляет меня вести, иначе он не отказывал
бы мне в самых невинных желаниях, в самых естественных просьбах.
Из этого не следует, чтобы худенькие плечи Карла Ивановича когда-нибудь прикрывались погоном или эполетами, — но природа так устроила немца,
что если он не доходит до неряшества и sans-gene [бесцеремонности (фр.).] филологией или теологией, то, какой
бы он
ни был статский, все-таки он военный.
Пока я придумывал, с
чего начать, мне пришла счастливая мысль в голову; если я и ошибусь, заметят, может, профессора, но
ни слова не скажут, другие же сами ничего не смыслят, а студенты, лишь
бы я не срезался на полдороге, будут довольны, потому
что я у них в фаворе.
Иная восторженность лучше всяких нравоучений хранит от истинных падений. Я помню юношеские оргии, разгульные минуты, хватавшие иногда через край; я не помню
ни одной безнравственной истории в нашем кругу, ничего такого, отчего человек серьезно должен был краснеть,
что старался
бы забыть, скрыть. Все делалось открыто, открыто редко делается дурное. Половина, больше половины сердца была не туда направлена, где праздная страстность и болезненный эгоизм сосредоточиваются на нечистых помыслах и троят пороки.
— Не сердитесь, у меня нервы расстроены; я все понимаю, идите вашей дорогой, для вас нет другой, а если б была, вы все были
бы не те. Я знаю это, но не могу пересилить страха, я так много перенесла несчастий,
что на новые недостает сил. Смотрите, вы
ни слова не говорите Ваде об этом, он огорчится, будет меня уговаривать… вот он, — прибавила старушка, поспешно утирая слезы и прося еще раз взглядом, чтоб я молчал.
Разумеется, объяснять было нечего, я писал уклончивые и пустые фразы в ответ. В одном месте аудитор открыл фразу: «Все конституционные хартии
ни к
чему не ведут, это контракты между господином и рабами; задача не в том, чтоб рабам было лучше, но чтоб не было рабов». Когда мне пришлось объяснять эту фразу, я заметил,
что я не вижу никакой обязанности защищать конституционное правительство и
что, если б я его защищал, меня в этом обвинили
бы.
Добренькому старику это понравилось, и он, не знаю почему, вслед за тем позвал меня. Я вышел вперед с святейшим намерением,
что бы он и Шубинский
ни говорили, не благодарить; к тому же меня посылали дальше всех и в самый скверный город.
Но в
чем петербургское правительство постоянно,
чему оно не изменяет, как
бы ни менялись его начала, его религия, — это несправедливое гонение и преследования. Неистовство Руничей и Магницких обратилось на Руничей и Магницких. Библейское общество, вчера покровительствуемое и одобряемое, опора нравственности и религии, — сегодня закрыто, запечатано и поставлено на одну доску чуть не с фальшивыми монетчиками...
Но откуда же было взять сто тысяч? Казенное добро, говорят,
ни на огне не горит,
ни в воде не тонет, — оно только крадется, могли
бы мы прибавить.
Чего тут задумываться — сейчас генерал-адъютанта на почтовых в Москву разбирать дело.
Желая везде и во всем убить всякий дух независимости, личности, фантазии, воли, Николай издал целый том церковных фасад, высочайше утвержденных. Кто
бы ни хотел строить церковь, он должен непременно выбрать один из казенных планов. Говорят,
что он же запретил писать русские оперы, находя,
что даже писанные в III Отделении собственной канцелярии флигель-адъютантом Львовым никуда не годятся. Но это еще мало — ему
бы издать собрание высочайше утвержденных мотивов.
Вечером я пришел к ним, —
ни слова о портрете. Если б муж был умнее, он должен
бы был догадаться о том,
что было; но он не был умнее. Я взглядом поблагодарил ее, она улыбкой отвечала мне.
— Разве получаса не достаточно, чтобы дойти от Астраковых до Поварской? Мы
бы тут болтали с тобой целый час, ну, оно как
ни приятно, а я из-за этого не решился прежде,
чем было нужно, оставить умирающую женщину. Левашова, — прибавил он, — посылает вам свое приветствие, она благословила меня на успех своей умирающей рукой и дала мне на случай нужды теплую шаль.
— Видишь, — сказал Парфений, вставая и потягиваясь, — прыткий какой, тебе все еще мало Перми-то, не укатали крутые горы.
Что, я разве говорю,
что запрещаю? Венчайся себе, пожалуй, противузаконного ничего нет; но лучше
бы было семейно да кротко. Пришлите-ка ко мне вашего попа, уломаю его как-нибудь; ну, только одно помните: без документов со стороны невесты и не пробуйте. Так «
ни тюрьма,
ни ссылка» — ишь какие нынче, подумаешь, люди стали! Ну, господь с вами, в добрый час, а с княгиней-то вы меня поссорите.
Действительно, путаница всех нравственных понятий такова,
что беременность считается чем-то неприличным; требуя от человека безусловного уважения к матери, какова
бы она
ни была, завешивают тайну рождения не из чувства уважения, внутренней скромности — а из приличия.
Охотники до реабилитации всех этих дам с камелиями и с жемчугами лучше
бы сделали, если б оставили в покое бархатные мебели и будуары рококо и взглянули
бы поближе на несчастный, зябнущий, голодный разврат, — разврат роковой, который насильно влечет свою жертву по пути гибели и не дает
ни опомниться,
ни раскаяться. Ветошники чаще в уличных канавах находят драгоценные камни,
чем подбирая блестки мишурного платья.
— Нет! — отвечал Белинский, —
что бы вы
ни сказали, я не соглашусь
ни с
чем!
Что бы он
ни делал, какую
бы он
ни имел цель и мысль в своем творчестве, он выражает, волею или неволею, какие-нибудь стихии народного характера и выражает их глубже и яснее,
чем сама история народа.
Под этим большим светом безучастно молчал большой мир народа; для него ничего не переменилось, — ему было скверно, но не сквернее прежнего, новые удары сыпались не на его избитую спину. Его время не пришло. Между этой крышей и этой основой дети первые приподняли голову, может, оттого,
что они не подозревали, как это опасно; но, как
бы то
ни было, этими детьми ошеломленная Россия начала приходить в себя.
Она у нас прожила год. Время под конец нашей жизни в Новгороде было тревожно — я досадовал на ссылку и со дня на день ждал в каком-то раздраженье разрешения ехать в Москву. Тут я только заметил,
что горничная очень хороша собой… Она догадалась!.. и все прошло
бы без шага далее. Случай помог. Случай всегда находится, особенно когда
ни с одной стороны его не избегают.
Борьба насмерть шла внутри ее, и тут, как прежде, как после, я удивлялся. Она
ни разу не сказала слова, которое могло
бы обидеть Катерину, по которому она могла
бы догадаться,
что Natalie знала о бывшем, — упрек был для меня. Мирно и тихо оставила она наш дом. Natalie ее отпустила с такою кротостью,
что простая женщина, рыдая, на коленях перед ней сама рассказала ей,
что было, и все же наивное дитя народа просила прощенья.
Наши люди рассказывали,
что раз в храмовой праздник, под хмельком, бражничая вместе с попом, старик крестьянин ему сказал: «Ну вот, мол, ты азарник какой, довел дело до высокопреосвященнейшего! Честью не хотел, так вот тебе и подрезали крылья». Обиженный поп отвечал будто
бы на это: «Зато ведь я вас, мошенников, так и венчаю, так и хороню;
что ни есть самые дрянные молитвы, их-то я вам и читаю».
Педанты, которые каплями пота и одышкой измеряют труд мысли, усомнятся в этом… Ну, а как же, спросим мы их, Прудон и Белинский, неужели они не лучше поняли — хоть
бы методу Гегеля,
чем все схоласты, изучавшие ее до потери волос и до морщин? А ведь
ни тот,
ни другой не знали по-немецки,
ни тот,
ни другой не читали
ни одного гегелевского произведения,
ни одной диссертации его левых и правых последователей, а только иногда говорили об его методе с его учениками.
В их решении лежало верное сознание живой души в народе, чутье их было проницательнее их разумения. Они поняли,
что современное состояние России, как
бы тягостно
ни было, — не смертельная болезнь. И в то время как у Чаадаева слабо мерцает возможность спасения лиц, а не народа — у славян явно проглядывает мысль о гибели лиц, захваченных современной эпохой, и вера в спасение народа.
— Докажите мне,
что не наука ваша истиннее, и я приму ее так же откровенно и безбоязненно, к
чему бы она меня
ни привела, хоть к Иверской.
Но, снова руководствуясь той отечественной политической экономией,
что за какое
бы пространство извозчик
ни спросил двугривенный — все же попробовать предложить ему пятиалтынный, я, без всякого достаточного основания, сказал Шомбургу,
что полагаю,
что один процент можно сбавить.
–…ператорское величество, — продолжал он, снова садясь, — изволили приказать, чтобы такой-то немедленно возвратился, о
чем ему объявить, не принимая от него никаких причин, которые могли
бы замедлить его отъезд, и не давая ему
ни в каком случае отсрочки».
Я не видал
ни одного лица, не исключая прислуги, которое не приняло
бы вида recueilli [сосредоточенного (фр.).] и не было
бы взволновано сознанием,
что тут пали великие слова,
что эта минута вносилась в историю.
Заметьте,
что в самых яростных нападках на Стансфильда и Палмерстона об этом не было речи
ни в парламенте,
ни в английских журналах, подобная пошлость возбудила
бы такой же смех, как обвинение Уркуарда,
что Палмерстон берет деньги с России.
Не будучи
ни так нервно чувствителен, как Шефсбюри,
ни так тревожлив за здоровье друзей, как Гладстон, я нисколько не обеспокоился газетной вестью о болезни человека, которого вчера видел совершенно здоровым, — конечно, бывают болезни очень быстрые; император Павел, например, хирел недолго, но от апоплексического удара Гарибальди был далек, а если б с ним
что и случилось, кто-нибудь из общих друзей дал
бы знать.