Неточные совпадения
Лет через пятнадцать староста еще был жив и иногда приезжал в Москву, седой как лунь и плешивый; моя мать угощала его обыкновенно чаем и поминала
с ним зиму 1812 года, как она его боялась и как они, не понимая друг друга, хлопотали о похоронах Павла Ивановича. Старик все еще называл мою мать, как тогда, Юлиза Ивановна — вместо Луиза, и рассказывал, как я вовсе не боялся его бороды и охотно
ходил к нему на
руки.
…Тихо
проходил я иногда мимо его кабинета, когда он, сидя в глубоких креслах, жестких и неловких, окруженный своими собачонками, один-одинехонек играл
с моим трехлетним сыном. Казалось, сжавшиеся
руки и окоченевшие нервы старика распускались при виде ребенка, и он отдыхал от беспрерывной тревоги, борьбы и досады, в которой поддерживал себя, дотрагиваясь умирающей
рукой до колыбели.
Мы и наши товарищи говорили в аудитории открыто все, что приходило в голову; тетрадки запрещенных стихов
ходили из
рук в
руки, запрещенные книги читались
с комментариями, и при всем том я не помню ни одного доноса из аудитории, ни одного предательства.
Едва я успел в аудитории пять или шесть раз в лицах представить студентам суд и расправу университетского сената, как вдруг в начале лекции явился инспектор, русской службы майор и французский танцмейстер,
с унтер-офицером и
с приказом в
руке — меня взять и свести в карцер. Часть студентов пошла провожать, на дворе тоже толпилась молодежь; видно, меня не первого вели, когда мы
проходили, все махали фуражками,
руками; университетские солдаты двигали их назад, студенты не шли.
Когда они все бывали в сборе в Москве и садились за свой простой обед, старушка была вне себя от радости,
ходила около стола, хлопотала и, вдруг останавливаясь, смотрела на свою молодежь
с такою гордостью,
с таким счастием и потом поднимала на меня глаза, как будто спрашивая: «Не правда ли, как они хороши?» Как в эти минуты мне хотелось броситься ей на шею, поцеловать ее
руку. И к тому же они действительно все были даже наружно очень красивы.
Огарев сам свез деньги в казармы, и это
сошло с рук. Но молодые люди вздумали поблагодарить из Оренбурга товарищей и, пользуясь случаем, что какой-то чиновник ехал в Москву, попросили его взять письмо, которое доверить почте боялись. Чиновник не преминул воспользоваться таким редким случаем для засвидетельствования всей ярости своих верноподданнических чувств и представил письмо жандармскому окружному генералу в Москве.
Я бывал у них и всякий раз
проходил той залой, где Цынский
с компанией судил и рядил нас; в ней висел, тогда и потом, портрет Павла — напоминовением ли того, до чего может унизить человека необузданность и злоупотребление власти, или для того, чтоб поощрять полицейских на всякую свирепость, — не знаю, но он был тут
с тростью в
руках, курносый и нахмуренный, — я останавливался всякий раз пред этим портретом, тогда арестантом, теперь гостем.
Случай этот сильно врезался в мою память. В 1846 году, когда я был в последний раз. в Петербурге, нужно мне было
сходить в канцелярию министра внутренних дел, где я хлопотал о пассе. Пока я толковал
с столоначальником,
прошел какой-то господин… дружески пожимая
руку магнатам канцелярии, снисходительно кланяясь столоначальникам. «Фу, черт возьми, — подумал я, — да неужели это он?»
Старик, исхудалый и почернелый, лежал в мундире на столе, насупив брови, будто сердился на меня; мы положили его в гроб, а через два дня опустили в могилу.
С похорон мы воротились в дом покойника; дети в черных платьицах, обшитых плерезами, жались в углу, больше удивленные и испуганные, чем огорченные; они шептались между собой и
ходили на цыпочках. Не говоря ни одного слова, сидела Р., положив голову на
руку, как будто что-то обдумывая.
Около получаса
ходили мы взад и вперед по переулку, прежде чем вышла, торопясь и оглядываясь, небольшая худенькая старушка, та самая бойкая горничная, которая в 1812 году у французских солдат просила для меня «манже»;
с детства мы звали ее Костенькой. Старушка взяла меня обеими
руками за лицо и расцеловала.
Сколько невинных жертв
прошли его
руками, сколько погибли от невнимания, от рассеяния, оттого, что он занят был волокитством — и сколько, может, мрачных образов и тяжелых воспоминаний бродили в его голове и мучили его на том пароходе, где, преждевременно опустившийся и одряхлевший, он искал в измене своей религии заступничества католической церкви
с ее всепрощающими индульгенциями…
Старик прослыл у духоборцев святым; со всех концов России
ходили духоборцы на поклонение к нему, ценою золота покупали они к нему доступ. Старик сидел в своей келье, одетый весь в белом, — его друзья обили полотном стены и потолок. После его смерти они выпросили дозволение схоронить его тело
с родными и торжественно пронесли его на
руках от Владимира до Новгородской губернии. Одни духоборцы знают, где он схоронен; они уверены, что он при жизни имел уже дар делать чудеса и что его тело нетленно.
С души
сошла черная пелена, твой образ воскрес передо мной во всей ясности своей, и я протянул тебе
руку в Париже так же легко и любовно, как протягивал в лучшие, святые минуты нашей московской жизни.
Смелость его
сходила ему
с рук не от уступок, а от кротости выражений, которая ему была так естественна, от отсутствия сентенций à la française, [во французском духе (фр.).] ставящих огромные точки на крошечные i вроде нравоучений после басни.
Один из последних опытов «гостиной» в прежнем смысле слова не удался и потух вместе
с хозяйкой. Дельфина Гэ истощала все свои таланты, блестящий ум на то, чтоб как-нибудь сохранить приличный мир между гостями, подозревавшими, ненавидевшими друг друга. Может ли быть какое-нибудь удовольствие в этом натянутом, тревожном состоянии перемирия, в котором хозяин, оставшись один, усталый, бросается на софу и благодарит небо за то, что вечер
сошел с рук без неприятностей.
Не останавливаясь в Соутамтоне, я отправился в Крус. На пароходе, в отелях все говорило о Гарибальди, о его приеме. Рассказывали отдельные анекдоты, как он вышел на палубу, опираясь на дюка Сутерландского, как,
сходя в Коусе
с парохода, когда матросы выстроились, чтоб проводить его, Гарибальди пошел было, поклонившись, но вдруг остановился, подошел к матросам и каждому подал
руку, вместо того чтоб подать на водку.
Непринужденность, отсутствие всякой аффектации в том, как он носит его, остановили салонные пересуды и тонкие насмешки. Вряд существует ли европеец, которому бы
сошла с рук красная рубашка в дворцах и палатах Англии.
Неточные совпадения
Дай только, боже, чтобы
сошло с рук поскорее, а там-то я поставлю уж такую свечу, какой еще никто не ставил: на каждую бестию купца наложу доставить по три пуда воску.
При первом столкновении
с этой действительностью человек не может вытерпеть боли, которою она поражает его; он стонет, простирает
руки, жалуется, клянет, но в то же время еще надеется, что злодейство, быть может,
пройдет мимо.
На этот призыв выходит из толпы парень и
с разбега бросается в пламя.
Проходит одна томительная минута, другая. Обрушиваются балки одна за другой, трещит потолок. Наконец парень показывается среди облаков дыма; шапка и полушубок на нем затлелись, в
руках ничего нет. Слышится вопль:"Матренка! Матренка! где ты?" — потом следуют утешения, сопровождаемые предположениями, что, вероятно, Матренка
с испуга убежала на огород…
Степан Аркадьич
с тем несколько торжественным лицом,
с которым он садился в председательское кресло в своем присутствии, вошел в кабинет Алексея Александровича. Алексей Александрович, заложив
руки за спину,
ходил по комнате и думал о том же, о чем Степан Аркадьич говорил
с его женою.
Левин же между тем в панталонах, но без жилета и фрака
ходил взад и вперед по своему нумеру, беспрестанно высовываясь в дверь и оглядывая коридор. Но в коридоре не видно было того, кого он ожидал, и он,
с отчаянием возвращаясь и взмахивая
руками, относился к спокойно курившему Степану Аркадьичу.