В одном из таких веселых и довольных собою городков, с самым милейшим населением, воспоминание о котором останется неизгладимым в моем сердце, встретил я Александра Петровича Горянчикова, поселенца, родившегося в России дворянином и помещиком, потом сделавшегося ссыльнокаторжным второго разряда, за убийство жены своей, и, по истечении определенного ему законом десятилетнего термина каторги, смиренно и неслышно доживавшего свой век в городке К. […в городке К. — Имеется в виду Кузнецк, где не раз бывал Достоевский в годы отбывания им
солдатской службы в Сибири.] поселенцем.
В полку вольноопределяющиеся были на правах унтер-офицеров: их не гоняли на черные работы, но они несли всю остальную
солдатскую службу полностью и первые три месяца считались рядовыми, а потом правили службу младших унтер-офицеров.
В письме к матери он каялся в своем преступлении и писал, что надеется тяжелою
солдатскою службою загладить свой грех и беззаветной преданностью царю и отечеству доказать свое искреннее бесповоротное исправление.
Обязанности кухонного мужика показались Баранщикову гораздо больше по душе, чем беспокойная
солдатская служба, и притом Баранщиков был у генерала «доволен пищею» и обхождением, и он начал стараться, чтобы не попасть куда-нибудь хуже, и скоро выучился «понимать по-испански», и мог уже говорить с генеральшею, которая была очень добра и жалостлива, и вот ей стало жалко Баранщикова, что он оторван от семейства и живет в неволе, и она через полтора года упросила мужа отпустить Баранщикова на свободу.
Неточные совпадения
Он только год в
службе, носит, по особенному роду франтовства, толстую
солдатскую шинель.
Долгая «николаевская»
служба уже взяла всю его жизнь, порвала все семейные связи, и старое
солдатское сердце пробавлялось хоть временными привязанностями на стоянках…
Я, например, если бы поступил в военную
службу, может быть дослужился бы до генерала; но зато в
солдатском звании я обязывался, по правилам военной дисциплины, делать честь каждому офицеру.
Перед Вихровым в это время стоял старик с седой бородой, в коротенькой черной поддевке и в
солдатских, с высокими голенищами, сапогах. Это был Симонов. Вихров, как тогда посылали его на
службу, сейчас же распорядился, чтобы отыскали Симонова, которого он сделал потом управляющим над всем своим имением. Теперь он, по крайней мере, с полчаса разговаривал с своим старым приятелем, и все их объяснение больше состояло в том, что они говорили друг другу нежности.
Возьмем, примерно, хоть
службу солдатскую — чем не
служба? — а идти туда мало охочих сыщешь, разве уж у кого ни роду, ни племени.