Неточные совпадения
— Вас спрашивал какой-то человек сегодня утром; он, никак, дожидается в полпивной, — сказал мне, прочитав в подорожной мое
имя, половой с тем ухарским пробором и отчаянным виском, которым отличались прежде одни
русские половые, а теперь — половые и Людовик-Наполеон. Я не мог понять, кто бы это мог быть.
Вся жизнь его была безусловным протестом против петровской Руси, против петербургского периода во
имя непризнанной, подавленной жизни
русского народа.
Белинского
имя было достаточно, чтоб обогатить два прилавка и сосредоточить все лучшее в
русской литературе в тех редакциях, в которых он принимал участие, — в то время как талант Киреевского и участие Хомякова не могли дать ни ходу, ни читателей «Москвитянину».
Чтоб сложиться такому характеру, может быть, нужны были и такие смешанные элементы, из каких сложился Штольц. Деятели издавна отливались у нас в пять, шесть стереотипных форм, лениво, вполглаза глядя вокруг, прикладывали руку к общественной машине и с дремотой двигали ее по обычной колее, ставя ногу в оставленный предшественником след. Но вот глаза очнулись от дремоты, послышались бойкие, широкие шаги, живые голоса… Сколько Штольцев должно явиться под
русскими именами!
Сами якуты, затрудняясь названием многих занесенных русскими предметов, называют их
русскими именами, которые и вошли навсегда в состав якутского языка.
Русского имени этого кулика объяснять не нужно, но почему немцы называют его коронным, или королевским, куликом, — я не знаю; на голове его ничего похожего на венец или корону не приметно; может быть, за величину, которою кроншнеп бесспорно превосходит всех других куликов.
Неточные совпадения
Эх! эх! придет ли времечко, // Когда (приди, желанное!..) // Дадут понять крестьянину, // Что розь портрет портретику, // Что книга книге розь? // Когда мужик не Блюхера // И не милорда глупого — // Белинского и Гоголя // С базара понесет? // Ой люди, люди
русские! // Крестьяне православные! // Слыхали ли когда-нибудь // Вы эти
имена? // То
имена великие, // Носили их, прославили // Заступники народные! // Вот вам бы их портретики // Повесить в ваших горенках, // Их книги прочитать…
Нынче поутру зашел ко мне доктор; его
имя Вернер, но он
русский. Что тут удивительного? Я знал одного Иванова, который был немец.
— Крафт, — сказал он, чрезвычайно любезно пожимая руку Самгина; женщина, улыбнувшись неохотной улыбкой, назвала себя
именем и фамилией тысяч
русских женщин:
Собравшись с силами, заговорил он о Москве, о товарищах, о Пушкине, о театре, о
русской литературе; вспоминал наши пирушки, жаркие прения нашего кружка, с сожалением произнес
имена двух-трех умерших приятелей…
— Вот еще что вздумал? Еврей… а
русские обычаи! Эй! кто там? Возьми лошадь, сведи на конюшню. Да овса ему засыпь. Я сейчас сам приду, посмотрю. И знай:
имя ему — Малек-Адель!